Шрифт:
– Смотри! – воскликнул Берти, указав на карету, которая остановилась прямо перед нами. – Я же говорил!
Как только лошади встали, лакей поспешно спустился с запяток и открыл дверцу кареты. Величавая дама преклонных лет первой спустилась с подножки и широко развела руки в стороны, пытаясь оттеснить крикливую толпу и освободить место для королевских детей. На ее запястьях звенели тяжелые золотые браслеты, усыпанные драгоценными ониксами. Ее желтое платье сияло, как полуденное солнце. Это была явно не гувернантка.
– Прошу на выход, – объявила она, обернувшись к карете.
Изнутри послышались звуки приглушенной перебранки, и наружу нехотя вышла принцесса Беллатриса.
Я впервые увидела принцессу так близко, и меня поразило, что она совсем девочка. Лет одиннадцати или двенадцати, как мои сестры Жанна и Аннетта. Ее пышная юбка на кринолине и нарядный жакет были бледно-зелеными, как молодые побеги сельдерея. Юбку украшали мелкие розочки из нежно-лилового шелка и десятки ярдов шифоновых лент. Ее длинные волосы струились по спине каскадом иссиня-черных кудрей и сверкали на ярком солнце.
Она испуганно оглядела толпу и открыла бархатный мешочек с монетами. Ее вмиг обступили дети – не меньше десяти – и даже несколько взрослых. Все тянули к ней руки якобы в ожидании благословения, хотя всем было ясно, что нам, беднякам, нужны только деньги.
– Леопольд, – прошипела сквозь зубы знатная дама, сопровождавшая королевских детей, и постучала костяшками пальцев по стенке кареты.
Принц вышел наружу в расстегнутом мундире, криво сидящем на нем. Он огляделся по сторонам и издал долгий тоскливый вздох. Я в жизни не слышала, чтобы люди вздыхали с таким отчаянием. Его наряд представлял собой копию парадной формы офицера королевского войска: с кушаком, эполетами, золотыми нашивками и таким невероятным количеством орденов и медалей, сколько он никогда не заслужит. Ни в этой жизни, ни в следующей. Его светлые волосы отливали густой позолотой, льдистые голубые глаза смотрели на собравшихся горожан безо всякого интереса.
– Я не хочу, – заявил он, оттолкнув руку дамы, пытавшейся вручить ему черный бархатный мешочек с монетами.
Она строго нахмурилась:
– Леопольд!
– Я не хочу, – упрямо повторил он. – Ты меня не заставишь, тетя Манон. Ты только пятая на очереди к престолу.
Будь он хоть сто раз наследником трона, его дернули в сторону с такой силой, что я невольно поморщилась от сочувствия. Уж я-то знала, как это больно и неприятно. Я не слышала, что говорила ему тетя, но, как только она отпустила его плечо, он застегнул мундир и принялся нехотя раздавать милостыню.
– Главное, не смотри им в глаза, – наставлял меня Берти, пробивая нам дорогу сквозь толпу. – Чтобы тебя не узнали на следующей остановке.
Я решительно кивнула. Сегодня я не оплошаю. Я добуду монетку. Я уже представляла, как отдам деньги маме… и не одну жалкую монетку, а целую горсть. Монет будет так много, что мама не сможет их держать и они просыплются на землю с веселым звоном.
Берти подошел к Беллатрисе первым и сложил ладони лодочкой, склонив голову с подобающим смирением.
– Желаю вам радости и благоденствия, – нараспев проговорила принцесса и дала ему медную монетку. Ее руки были в тонких кружевных перчатках – такого же нежно-лилового оттенка, как и шелковые розы, украшавшие ее наряд, – и мне вдруг подумалось, что, может быть, эти перчатки нужны ей не только для красоты. Возможно, это средство защиты. Мера предосторожности, чтобы случайно не прикоснуться к кому-то из нас, простых смертных.
– Пусть боги будут к вам благосклонны, миледи, – пробормотал Берти и подтолкнул меня вперед.
– Желаю вам радости и благоденствия, – повторила принцесса страдальческим голосом, уже уставшая от своих священных обязательств. Хотя она стояла ко мне лицом, ее яркие зеленые глаза смотрели в одну точку где-то над моим левым плечом. У нее явно не было желания встречаться со мной взглядом. Она открыла ридикюль – из того же зеленого атласа, что и ее пышная юбка, – и достала оттуда монету, которую опустила в мои подставленные ладони. Я чуть не подпрыгнула от счастья. Это был вовсе не медный грош, который достался Берти. Моя монета была серебряной и тяжелой – тяжелее всех денег, которые мне доводилось держать в руках.
– Берти! – радостно взвизгнула я, но потом вспомнила о манерах. – Спасибо, принцесса. Пусть боги будут к вам благосклонны.
Но она уже перешла к следующему просителю, повторяя слова благословения и старательно избегая встречаться взглядом с кем бы то ни было.
Берти пихнул меня локтем в бок.
– Теперь давай к принцу, – прошептал он мне на ухо. – А потом побежим к следующей остановке.
– Но мы же не переоделись, – встревожилась я.
– Они на нас даже не смотрят. Никто тебя не запомнит.