Я не был уверен, что хуже. Чувство вины или тревога. Я был в смятении. Если я думал, что познал ад после того, как Роуг вырвали из нашей жизни много лет назад, то теперь мир доказывал, что я даже не был близок к этому. Осознание того, что ее украл Маверик, и все из-за моих действий, было особым видом агонии, которая привела меня в это гребаное состояние.

Ром даже особо не помогал, пока не вырубал меня. Каждый миг бодрствования и сознания был наполнен острым страданием, от которого мне хотелось вырвать разбитые куски своего сердца, лишь бы не иметь больше дела с тем, как они пульсируют и горят. Я бы выбросил их в океан и молился, чтобы эта боль ушла вместе с ними. К сожалению, у этого органа было и другое применение, — например, поддержания циркуляции крови в моем теле, и хотя я не боялся захлебнуться собственной рвотой во сне, или упасть с мотоцикла и удариться о тротуар, или того, что акула утащит меня под воду во время серфинга, я был не из тех, кто просто возьмет и покончит с собой. Я имел дело с болью всю свою жизнь, и на самом деле не было такого ее оттенка, который я не смог бы вынести. Хотя я бы предпочел огнестрельное ранение душевной боли.

В основном я старался избегать Фокса и Джей-Джея, опасаясь, что моя правда будет написана у меня на лице, но если быть до конца честным, то это потому, что я знал, что подвел их. Я все испортил и в процессе подверг жизнь Роуг опасности. Я никогда этого не хотел. Все должно было пойти не так. Но, может быть, я действительно был таким же бесполезным, как всегда считал мой отец.

— Ты кусок дерьма, — выплюнул в меня папа. Он снова был пьян, от его дыхания исходил запах PBR (Прим.: Марка пива), его желтые зубы были оскалены, в то время как его рука сомкнулась на моем горле. — Ради чего я столько часов провожу на рыбалке, а? Чтобы мой маленький крысеныш-сын ограбил меня?

— Это была всего лишь пара сигарет, — проворчал я, но знал, что это не прокатит. Я мог бы украсть у него клочок пыли, и он все равно жаждал бы моей крови за то, что я ему должен.

— Ты не должен брать то, что принадлежит мне, мальчик, — прорычал он, впиваясь ногтями мне в шею. — Я зарабатываю каждый пенни, который у меня есть, и трачу их на то, что хочу.

— Понял, — выдавил я, когда его пальцы сжались сильнее и начали перекрывать мне доступ воздуха.

— Я не думаю, что ты понимаешь, — прошипел он.

В кои-то веки моей мамы не было дома, она пошла за продуктами в местный магазин. А мой отец всегда был в десять раз опаснее, когда ее не было рядом, чтобы отвлечь его внимание от меня. Но я все равно не хотел, чтобы она это делала. Я хотел, чтобы она развелась с его задницей и сбежала в чертовы горы. Она была либо слишком чертовски предана ему, либо слишком боялась, что он найдет ее. Мне было всего пятнадцать, я не мог сам вытащить ее отсюда. Но еще пара лет, и, возможно, я смогу найти работу и снять жилье, куда она сможет сбежать.

— Я думаю, у тебя в голове слишком много всяких мыслей, парень. Ты слишком долго общался с Фоксом Арлекином, и его высокомерие передалось тебе. Но знаешь, в чем разница между тобой и им? — Он наклонился еще ближе к моему лицу так, что оказался нос к носу со мной, а его слишком длинные ногти пустили кровь из моей кожи. — Он добивается успеха. У него есть веские причины вести себя в этом городе так, будто когда-нибудь он станет его хозяином. Потому что на самом деле так оно и есть. А ты останешься в грязи, чтобы он мог ходить по тебе и использовать, как ему вздумается, потому что ты ни для кого ничего не стоишь.

Я стиснул челюсти, глядя ему в глаза и стараясь не верить этим словам, но они ранили слишком глубоко, вгрызаясь в мою неуверенность и заставляя ее кровоточить.

— Вот зачем он держит тебя рядом, понимаешь? — Папа продолжил. — Он может использовать тебя как захочет, заставлять бегать за ним, делать грязную работу. Но его папочка скоро научит его, что нет смысла держать таких парней, как ты, рядом по какой-либо другой причине, кроме как получить пулю в лоб, чтобы защитить его.

— Фокс — мой друг, — прорычал я, хотя сомнения уже закрадывались внутрь, ползая под моей плотью, как муравьи. — И его отец лучше, чем ты когда-либо будешь.

Мое сердце бешено забилось в груди, когда папа развернул меня и швырнул на кухонный стол. Мой затылок ударился о дерево, и в черепе зазвенело от этого столкновения.

Я толкнула его в плечи, испугавшись того, что он может сделать, ведь в его глазах клубилась тьма и ярость. Но он был слишком силен, а его тело подпитывалось яростью алкоголя.

— Ты никчемный кусок дерьма, — рявкнул он, и его кулак врезался в мой левый глаз, а другая рука сжала мое горло.

Он продолжал избивать меня, пока его гнев не иссяк, а затем оставил меня на столе истекать кровью на дерево.

Когда я был уверен, что он ушел, я соскользнул с него, пошатываясь, направился к задней двери и, выбравшись наружу, отчаянно вдохнул утренний воздух. Я схватил свой байк, поспешил через боковые ворота и так быстро, как только мог, поехал на «Игровую Площадку Грешников», стиснув зубы от боли в ушибах.