– Сообщница, – кивнул герцог.

– Да. С женщины меньше спрос, тем более с вдовы, – понимая, что бури не будет, дю Барри начал говорить свободно. – Общество будет сочувствовать хорошенькой женщине, носящей траур, а большинство мужчин будет стремиться помочь, рассчитывая на расположение без обязательств.

– Полагаете, это – дочь барона Летарда? – без обиняков поинтересовался Рейнард, которому надоело ходить вокруг да около.

– Не исключено. Все три попадают под описание.

– Три?

Дю Барри устало взглянул на инквизитора.

– Я навел справки. Ваша бывшая любовница, Амадин Гросс предположительно внебрачная дочь барона Летарда.

– Я знаю. Ее мать как раз работала в аллемандском посольстве до скоропалительного замужества.

– Именно. У мадемуазель Гросс единственной в семье есть магический дар, к тому же прошлой осенью она встречалась с бароном Летардом.

– Я знаю, – подчеркнуто спокойно повторил герцог л’Армори. Слишком спокойно.

– Поэтому вы и выгнали ее?

– Она ушла сама. Я не стал удерживать ее, – он и не понимал, почему сказал это. Но Рейнарду казалось важным, чтобы заместитель знал правду, пусть даже унижающую его самого. Дю Барри приподнял брови:

– И вы все еще сомневаетесь?! От таких, как вы, ваша светлость, не уходят.

– Вы мне льстите.

– Отнюдь. Скажите, сколько любовниц ушли от вас сами?

– Маркиз, вам не кажется, что вопрос бестактен?

– Если бы мы вели светскую беседу, то – бесспорно, но мы говорим о деле, ваша светлость. Так сколько?

– Одна. Любовница. И одна почти невеста.

– И они обе…

– Да, дочери барона Летарда, – Рейнард криво усмехнулся,вспомнив события осени и то, как он оказался в одной постели с бывшей невестой. – И, следовательно, обе могут состоять в сговоре с дю Морталем.

– Простите, ваша светлость.

– За что? За то, что ткнули меня носом? Вы абсолютно правы… Кстати, вы в курсе, что мадемуазель Амадин Гросс сейчас в Сен-Кантене?

– Да. Это тоже есть в документах, как и повод прибытия: свадьба ее друзей господина Пьера де Рабле и девицы Мари Коре.

– Думаете, это повод? – герцог вспомнил хорошенькую миниатюрную девушку, рассказавшую о готовящемся аукционе в доме Шуаз, и то, с каким удовольствием он потом отчитывал долговязого Пьера де Рабле, вымещая на нем весь страх от того, что могло случиться, не успей инквизитор вовремя. – Они ведь действительно дружили.

– Мне кажется, Амадин Гросс приехала не только за этим, – осторожно заметил дю Барри.

– Она пытается подать заявку на патент.

– И поэтому ходит по ресторациям с холостыми богатыми мужчинами?

В глазах на секунду потемнело от ярости. Стекла в окнах печально задребезжали, а чашка обреченно звякнула. Как они смеют ухаживать за ней. Как Амадин смеет!

– … документы, – донеслось до него. Герцог опомнился:

– Что?

– Вы порвете документы…

– Верно, – он с удивлением обнаружил, что сжимает в руках злосчастную папку с отчетами наблюдателей, и отложил ее, злясь, что позволил себе потерять контроль. Дю Барри внимательно следил за каждым его движением.

– Простите, ваша светлость, но….

Маркиз испытующе взглянул на начальника, пытаясь понять, правильно ли он поступил.

– Размышляете, не будут ли ваши слова стоить карьеры? – Рейнард легко разгадал замешательство заместителя.

– Ну…

– Бросьте, вы прекрасно знаете, что я не мелочен и вряд ли буду третировать вас за то, что вы должны были сделать, особенно если замешаны интересы Сен-Кантена.

– Простите, ваша светлость.

Герцог махнул рукой.

– Пустое. Мне следует поблагодарить вас за бдительность, дю Барри.

– Это – моя работа, ваша светлость.

– Но не все мы так ее выполняем. А теперь – ступайте домой. И отправьте туда же Валентина. Скажете, чтобы выспался. Это – приказ.

– Спокойной ночи, ваша светлость.

– Да…

Рейнард дождался, пока дверь в приемную хлопнет дважды, и только потом запустил кофейной чашкой в стену. Второй раз в жизни инквизитор чувствовал себя полным идиотом.

Как и предполагала Амадин, после встречи с наглым офицером, начались неприятности. На следующее утро в дверь номера постучали. Вежливо, но очень настойчиво, как будто стучавший имел право делать это.