Как и должно быть, — поддразнил голос разума.

Я спустилась вниз и накрыла стол на двоих. Не слишком близко, чтобы не было слишком уютно, но и не слишком далеко.

Я поставила свечу на стол и переосмыслила это примерно пять раз, ставя ее на место и убирая каждый раз, когда я что-то приносила на стол.

Я просто нервничала, слишком много обдумывая каждую деталь.

Это было мое первое свидание. Я зарычала на собственный ход мыслей. Как это может быть свиданием? Я даже не знала этого человека.

Я поставила еду на стол, и мое сердце забилось быстрее и быстрее при мысли о том, чтобы разделить с ним трапезу. Я чувствовала, что у меня начнется паническая атака от одной этой мысли.

Я нажала красную кнопку, прежде чем успела переосмыслить это, и глубоко вздохнула.

Он пригласил тебя, Кэсси; он хочет, чтобы ты была там.

— Что ты здесь делаешь? — холодно рявкнул он, переводя взгляд с меня на стол, накрытый на двоих.

А может, и нет…

— Я… что? — я нахмурилась, делая шаг к двери.

— Ты знаешь правила, мисс Уэст. Их не так много.

— Т-ты пригласил меня поужинать с тобой.

— Я ничего такого не делал, — ответил он, оставаясь в темноте. — Ты поэтому так нарядилась?

— Я… — в тот момент мне хотелось умереть, надеясь, что плюшевый бордовый ковер просто развернется и поглотит меня целиком, забрав с собой мое смущение. — Сэр, извини, сообщение… — просто заткнись, Кэсси, и уходи сейчас же. — Извини, — повторила я, разворачиваясь и убегая.

— Стой! — приказал он, как раз когда я потянулась к ручке.

Я замерла, держа руку на двери.

Он вздохнул. — Поскольку ты все это сделала — давай поедим.

Я почувствовала, как свет позади меня померк, и я медленно повернулась, словно столкнулась с бешеным животным, и часть меня была уверена, что так оно и есть.

Он сидел на одном конце стола, накинув капюшон, и его едва освещал камин.

Его голова была опущена, не давая мне увидеть его лицо. Он выглядел еще более внушительно, его руки были сильными и широкими, сжатыми в кулаки.

Я осторожно ступила и села на другом конце стола, пытаясь успокоить свое сердце из-за отказа.

Я открыла рот, чтобы настоять на том, что получила приглашение на ужин, но снова закрыла его. Он, казалось, был уже в таком плохом настроении.

Я откусила, мясо таяло во рту, взрыв благосклонности. Эта еда была восхитительной.

Я услышала, как его вилка громко звякнула о его тарелку.

Я подняла глаза и нахмурилась.

— Кто послал тебя? — прорычал он тихо, угрожающе.

Я мягко положила столовые приборы на свою тарелку. — Извини?

— Я сказал, кто. Послал. Тебя? — повторил он громче, его голос был таким холодным, что я вздрогнула.

Я позволила своему взгляду скользнуть по его рукам, сжатым в кулаки так сильно, что костяшки пальцев стали белыми, как кость.

— Сэр, я…

— Кто? — взревел он, ударив по столу, отчего его тарелка отлетела и разбилась о стену.

Я отпрянула так сильно, что упала со стула.

Он резко встал, его стул откинулся назад. Он медленно растянулся ко мне, как хищник, играющий со своей добычей, пока я ползла на четвереньках, не сводя с него слезящихся глаз.

Мое сердце билось так сильно, что я едва могла слышать его из-за оглушительного звука в ушах. Я не думала, что когда-либо была так напугана в своей жизни.

— Это Бенни? Чтобы шпионить за мной? Или нет, дай угадаю, Маттео, чтобы играть в больную игру? Он знает меня лучше, чем я думал. Он понял, какая девушка может заставить меня тикать, даже если я сам этого не знал.

Я заставляла его тикать? Я не была уверена, что он имел в виду. Теперь я была у стены, отшатнувшись от себя, всхлипывая.

— Ты думала, что твоя чертова уловка сработает? Что ты собиралась сделать? Предложить отсосать мой член, чтобы исцелить меня?

Его насмешливый тон был похож на яд. — У тебя волшебный рот, девочка? Они пробовали это, чтобы убедиться, что ты хорошо сосешь?

— У меня нет никаких уловок. Пожалуйста, ты должен мне поверить, — я почувствовала, как желчь поднимается к моему горлу, когда он навис надо мной, его лицо все еще было в темноте. Я умру?

— Приглашение на ужин, стряпня моей матери? — он говорил сквозь стиснутые зубы, его тело дрожало от гнева и негодования, а мое дрожало от явного ужаса.