На выходе меня встретило отражение каменной дорожки над кромешной тьмой. Оно выглядело, как канат над пропастью. Только хуже. Намного хуже — в случае с канатом я бы видел, куда упаду.

Помотав головой, пошел по нему вперед. Нельзя медлить.

Я выбрал утро не случайно. В это время большинство просыпалось после ночного сна и готовились к рабочему дню. Члены секты, напротив, были отрезаны от общества. Значит, их режимы сбиты, и они все еще дремлют. Мысль беспочвенна. Но кроме нее полагаться не на что.

— Спокойно, Тео, — приободрил я себя.

Руки без конца дрожали, а по спине стекал пот, как после марафона. Меня окружала чернота. Ни солнца, ни неба, ни горизонта. Я слышал свое дыхание, слышал, как бешено стучало сердце. Но звуки были глухими. У меня заложило уши, будто после погружения глубоко под воду. Кожи не касался прохладный осенний ветер, запахов не было. Вообще ничего. Кроме одинокой дорожки, что уходила вдаль, и меня, идущего по ней.

Вскоре словно из ниоткуда возникли обломки домов и мебели, когда-то отраженных в зеркалах. Я вышел на территорию СНТ. Обломки висели в воздухе и медленно плыли в мою сторону. Когда один из «домов» поравнялся со мной, я рассмотрел внутри старика. Он сидел в кресле на островке из половиц и, кажется, смотрел телевизор. Из черноты вынырнула маленькая девочка: сначала появилась ее рука, затем лицо и тело. Маленькая фигурка пронеслась мимо старика, забежала за кресло и замутнилась. Кожа слилась с майкой и шортами, а глаза, нос и рот утонули в лице.

«Выбежала из видимости зеркала», — подумал я.

Зеркала, стекла, металлические поверхности, даже экраны телефонов и глаза. Через них Зазеркалье «смотрело» на наш мир, через них вбирало в себя новые просторы и новых участников, которые здесь мало чем отличались от мебели. Все, что единожды отражалось, замирало в Зазеркалье на веки вечные или пока на том же месте не отражалось что-то еще. Поэтому обломки домов и мебели напоминали широкие мазки и кляксы. Такими их видело Зазеркалье. Такими нас видел древний мертвый бог.

В книге «Скитания в Зазеркалье. Дневник потерянных» Зазеркалье называлось Вторыми Небесами. Когда планету покрывала толща воды, на ее поверхности отражалось небо. Бесконечные просторы. Но они куда-то делись. Если мировой океан был огромным глазом Зазеркалья, то куда делось отраженное в нем небо? Куда пропали Вторые Небеса? Кто или что забрало их? Величайшие скитальцы — так звали мистиков, что исследовали Зазеркалье — ломали голову над этими вопросами, но так и не пришли к единому ответу.

В девятнадцатом веке шесть мистиков отправились в Зазеркалье, чтобы изучить древние руины на севере Европы. Они искали застывших в отражениях аборигенов, целые постройки и уснувших вечным снов правителей. Но нашли мучительную гибель. «Скитания в Зазеркалье. Дневник потерянных» описывает их путешествие. Ближе к концу записи теряют всякий порядок: буквы скачут по строкам, среди предложений появляются слова на неизвестном языке, а сухой стиль сменяется чувственным — в тексте постепенно проступает отчаяние писаря, его крик о помощи. Дневник заканчивается абзацем: «Мы нашли, что искали. Вторые Небеса дышат. Вторые Небеса смотрят. Вторые Небеса — мир, который мы потеряли. Сломайте зеркала, разбейте окна, закопайте в земле топоры и вилы. Закройте глаза. Ради самих себя».

Книгу нашли другие скитальцы по ту сторону зеркал. Ее сжимал в руках горбатый карлик в юбке из человеческой кожи. На его лице застыли слезы — в них, как в зеркале, отражалась чернота.

Как я понял: скитания в Зазеркалье относились к Запредельным дисциплинам, тем, с помощью которых мистики обманывали мир. Из Вторых Небес вытаскивали предметы, что внешне ничем не отличались от настоящих и были их отражениями. Мир оценивал их также как подлинники. Поэтому скитальцы Зазеркалья часто обменивали отражения на что-то не равное по стоимости. Из-за чего и считались пройдохами. Были и те, кто посвящал себя изучению тайн мира по ту сторону зеркал. Но такие обычно уносили знания в могилу, изредка оставляли после себя журналы с описаниями опытов и наблюдений.

Дорожка вывела в район, где я жил. Обломки домов размножились и возвысились на десятки метров. Сама дорожка расширилась до однополосной, сейчас по ней запросто бы проехал «джип». Мой взгляд приковали многоэтажки. В Зазеркалье они выглядели как гигантские муравьиные фермы, внутри энергично копошились люди. Раннее утро рабочего дня. Взрослые собирались на работу, а школьники и студенты — если такие и были в удаленном от центра районе — спешно давились на кухне завтраком, чтобы не пропустить редкий автобус. Я насчитал три многоэтажки со стенами — они ничем не отличались от подлинников. Остальные были «голыми» и без смущения показывали свои «внутренности».

Виды высоких «человеческих ферм», что понатыкали всюду с лихвой, как иголки в моток ниток, натолкнули на мысль: насколько же мы зависимы от зеркал. Они стояли в каждой спальне, висели в ванных и встречали людей в коридорах. Не только в домах. В поликлиниках, в ресторанах, в магазинах. Очи Вторых Небес смотрели на нас отовсюду. Без устали пожирали наш свет, наши образы.

«Хорошо, что у меня нет зеркал», — поймал себя на мысли.

Я остановился перед серебряным ножом, что лежал посреди дороги. Вчера мы с Надей нашли возле поместья старую одноколесную тележку — она пряталась от солнца под клеенкой. Загрузили в нее одеяло, на него аккуратно положили зеркало из Надиной спальни «лицом» вниз и покатили по дороге в сторону пятиэтажки Семьи плачущей кожи. Толкал тележку, конечно же, я. Все ради тоненькой дорожки прямо к цели. Мы оставили серебряный нож в пятидесяти метрах от домофонной двери и отразили его в зеркале.