— Ах, Прометей?! — закричал вундеркинд.— Колоссально! Только Прометеем я еще не был. Так вот куда вы меня хотите определить!

Он вскочил с табуретки и от полноты чувств наподдал ногой какой-то подвернувшийся предмет, который оказался детским полиэтиленовым горшком. Горшок издал глухой звук и улетел в прихожую.

— Я вам не позволю делать из меня плакат,— выговорил доктор.

— Какой плакат? — удивился я.

— Да все равно какой. Защищайте докторские диссертации! Храните знания в голове! Будьте Прометеями! Что там еще?

— Отдавайте себя людям,— подсказал я.

— Вот-вот! Сгорайте на работе!.. Не могу я. Надоело.

Я кое-как успокоил доктора. Хорошо, что он сразу меня не выгнал. Игорь Петрович вздохнул и вынул из холодильника начатую бутылку коньяка. Мы выпили, после чего доктор начал мне жаловаться на свою тяжелую жизнь. Вкратце его жалобы сводились к следующему.

Игорь Петрович был из ученых, попавших, как говорится, в струю. Он попал в струю на первом курсе университета, и сначала это ему нравилось. Он написал какую-то работу, доложил ее в студенческом научном обществе, и работу опубликовали. Через несколько месяцев зарубежные коллеги перевели эту работу и подняли вокруг нее шум. Оказывается, идею Игоря Петровича можно было применить при расчете турбинных лопаток.

О нем написали в газете. Дали какую-то премию. Показали по телевидению. Его принял академик и имел с ним получасовую беседу. Академик умер через месяц, и само собой получилось, что Игорь Петрович как бы принял эстафету. Во всяком случае, так написали мои братья журналисты.

С тех пор каждый его шаг сопровождался успехом. Игорь Петрович иногда умышленно делал шаг в сторону, топтался на месте или отступал назад. Результат был один — его хвалили, о нем писали, его посылали за границу.

Вскоре он понял, что просто попал в центр струи, где наиболее сильное течение. Это течение без всяких помех приволокло его к докторской диссертации и продолжало нести прямо в академики. По пути Игорь Петрович стал типажем. Или, по-другому, олицетворением. Он олицетворял собой передовой отряд молодой науки.

— А вы пробовали на все плюнуть и заняться чем то другим? — спросил я.

— Пробовал,— сказал вундеркинд, махнув рукой.— Я ушел из института три года назад и несколько месяцев занимался орнитологией.

— А что это такое?

— Наука о птицах,— сказал Игорь Петрович.— Но ваши коллеги тут же написали, что у меня многогранный талант.

— Может быть, вы и вправду очень талантливы? — спросил я.

Игорь Петрович совсем загрустил.

— Нет... нет,— покачал он головой.— В том-то и дело, что я зауряден. Способности у меня есть, я не скрою. Но талант?.. С талантом они бы измучились. Талант неуправляем.

— Кто они?

— Ну, вы, например, журналисты. Или дирекция нашего института. Вам ведь нужен правильный человек, идущий по кратчайшему расстоянию между точками. Без страха и сомнений, так сказать.

— Но ведь у вас есть сомнения! — воскликнул я. — Вы мне уже высказали целую кучу сомнений!

— Сомнения относительно того, что нет сомнений? — снова покачал головой Прометей.

— Знаете что? — сказал я.— Расскажите об этом в передаче. Будет интересно. И необычно.

Игоря Петровича эта мысль заинтересовала.

— Маша! — в восторге закричал Прометей жене.— Я с этим разом покончу! Я себя выведу на чистую воду! Ей-богу, неудобно уже людям в глаза смотреть.

Маша пришла с неизменным ребенком, и они оба посмотрели на вундеркинда с тревогой. Я почувствовал, что могу поставить под угрозу благополучие этой семьи. Хотя, с другой стороны... Ну, не станет Игорь Петрович академиком. Мало ли кто не станет академиком! Я, например, тоже не стану. Однако не очень расстраиваюсь по этому поводу.

У нас получился интересный план выступления. Никогда еще, по-моему, математик так общедоступно не выражался. Никаких тангенсов и котангенсов. Разговор шел без дураков о пути в науку. Каким он должен быть и каким может получиться на примере Игоря Петровича.

Пока я искал и обрабатывал Прометея, Даров не терял времени даром. Поскольку математика — наука абстрактная, и показать ничего движущегося и мелькающего не представлялось возможным, Даров решил сделать передачу игровой. То есть заполнить экран играющими актерами. Проще говоря, от меня он потребовал уже не сценарий, а пьесу.

Действующие лица были такие: Лейбниц, Эйлер, Галуа, Лобачевский, Риман и Колмогоров. Колмогорова снял главный редактор. Он сказал, что Колмогоров живет и здравствует, в отличие от других привлекаемых Прометеев, и может обидеться, если узнает.

Для разбега я прочитал пьесу Дюрренматта «Физики». Это мне порекомендовала сделать Морошкина. Там действие происходит в сумасшедшем доме, то есть в обстановке, приближенной к студии. И тоже действуют три физика из разных эпох. Или они притворяются физиками, я не понял.