— Вот здесь необходимо У-образное сочленение,— говорил он, тыкая ногтем мизинца в схему, и испарялся. Мы даже не успевали расспросить подробнее, но потом убеждались, что Карл прав.

Лишь однажды Андрюша успел крикнуть вслед исчезающему Карлу:

— Карл Карлович, а кто занимается корой?

Тонкий вопрос! Андрюша хотел показать, что нам уже известно о дереве, и продемонстрировать догадливость. Будто нас мучает только один вопрос— кто занимается корой нашего ствола.

Карл слегка сгустился и строго спросил:

— Откуда вам известно о коре больших полушарий?

Андрюша застыл с открытым ртом.

— Древесная кора...— залепетал он.— Покрытие нашего ствола...

Непредсказуемый радостно взвизгнул — он таким образом смеялся — и исчез окончательно. Больше мы его не видели.

На некоторое время меня отвлекли домашние дела, и я перестал непрерывно думать о Нефертити.

Дело в том, что Иван Петрович Грач стал активно ухаживать за мамой посредством кошек. Пуританин перешел на его довольствие. Грач кормил его и расчесывал гребнем. Пуританин залоснился и приобрел вальяжный вид. Иван Петрович стал подпускать кота к маме, повязывая ему на шею красный бант. Мама, неравнодушная к любым цветным тряпкам, полюбила Пуританина еще больше и стала переносить внимание на Ивана Петровича. Однажды я застал их вечером пьющими чай в комнате старика. После того как Грача уплотнили, комната стала напоминать мебельный антикварный магазин. В центре стоял рояль, вокруг которого вилось небольшое ущелье, образованное стенками рояля и разной мебелью» От ущелья шли вбок тупички, оканчивающиеся телевизором, кроватью, на которой спал Грач, и настенной аптечкой.

Мама и бухгалтер пили чай на рояле. Тут же возлежал Пуританин с красным бантом, как участник демонстрации. Рояль был застелен скатертью. Я вошел и тоже устроился за роялем. Мы напоминали певцов на спевке.

— Я бухгалтер. Я привык оперировать цифрами,— говорил Иван Петрович.— Мне шестьдесят пять лет, а вам пятьдесят четыре...

— Ну зачем же такая точность?..— недовольно сказала мама.

— А как же без точности? — удивился бухгалтер.— Без точности никак нельзя... Значит, я говорю, что мне шестьдесят пять, а вам...

— Да-да! И что же?..— перебила его мама.

— Цифры говорят за себя,— сказал Грач и умолк.

Мама, вероятно, так не считала. Она решила перевести разговор на другую тему.

— Сын, что у тебя на службе? — спросила она.

Она всегда обращается ко мне со словом «сын», а работу называет службой. Непонятно, зачем ей потребовалось обзывать меня Тихоном, если она не пользуется этим именем.

— Начали новую тему. «Нефертити» называется,— сообщил я.

— Сын, ты не разглашаешь тайны? — торжественно спросила мама.

— Если бы я ее знал...— вздохнул я.

— Ваша площадь восемнадцать метров, а моя — двадцать шесть. Цифры говорят за себя,— бубнил Грач.

— У вас один рояль, а у нас ноль роялей,— сказал я.

— Цифры — великая вещь,— поддержал бухгалтер.

Пуританин задремал от содержательности разговора. Мы с мамой допили чай и ушли. Мама в задумчивости села за машинку и стала шить натюрморт.

— Мама, сшей портрет Нефертити,— попросил я.

— Что значит — сшей? — возмутилась мама. — Я не портниха. Иван Петрович тоже хорош! Сегодня он назвал мои работы ковриками. Правда, потом он долго извинялся...

Но она все же убрала натюрморт из-под иглы и за полчаса сшила мне красивый коврик с изображением Нефертити, который я на следующий день повесил над своим рабочим столом.

Только я это сделал, как прибежал Андрюша. Он был страшно возбужден.

— Я узнал, что седьмой этаж делает глаза! — выпалил он.— Отдел сенсорных элементов. Типичные глаза — сетчатка, колбочки. И заметьте — глаза миниатюрные.

— Дерево с глазами? — спросил Мыльников.— Ты не напутал?

— Да! Дерево с глазами, с пищеварительной системой и сердцем. Энергетики на четвертом этаже делают насос.

— Откуда ты знаешь?

— Я вчера дежурил в дружине с их ребятами. Они убеждены, что Нефертити — это кит. Автономная морская лаборатория.

— А ствол?

— Вот и я им говорю: «А ствол? А наш цилиндр? Зачем он киту?.. А корни, листья?» Они задумались.

— Это какое-то животное,— сказал Мыльников.

— Какой толк от животного? — возразил Андрюша.— Я понимаю: пчела дает мед. Червяк роет туннели. Что полезного можно получить от животного?

— Корова дает молоко. И мясо,— сказал Мыльников.

— Ты будешь есть мясо из микромодулей? — спросил Андрюша.— Нет, на корову явно не похоже. Где рога и копыта? Где хвост, наконец?

— Где у коровы хвост? — мрачно изрек Мыльников.

Я взглянул на портрет Нефертити. Гордая тряпичная женщина смотрела куда-то вбок, сквозь стену. Я подумал о животных и людях. Интересно, как рассуждают о нас звери? Неужели они тоже относятся к нам прагматически? Весьма возможно... Только, конечно, с точки зрения не наибольшей пользы, а наименьшего вреда. Одна порода людей делает меньше зла, а от другой хорошего не жди. Мы принадлежали к последним. Мы старались поставить себе на службу все самое лучшее, что есть у животных. По какому праву? Кто нам это разрешил?