– В чем дело, Хоуп? Какого черта ты разбудил меня, едва я заснул?

– Я сам еще не разобрался, мистер Эндервилль, - виновато ответил его помощник. – Стив сказал мне, что ваш кузен попытался бежать и побег организовала белая леди.

– Белая леди старалась устроить бегство невольнику?! – с недоверием переспросил Николас. Тут сон окончательно покинул его, он легко сбежал с лестницы, и я, вся дрожа от страха, очутилась с ним лицом к лицу.

Некоторое время мистер Эндервилль с изумлением рассматривал меня, словно решая кто перед ним – призрак или живой человек из плоти и крови. Затем он разразился громким хохотом.

– Я снова недооценил вас, Эмма! – смеясь, признался он. – Даже подумать не мог, что у вас хватит воли и решимости на такое дело как освобождение моего врага. Однако кто еще кроме вас может разыскать моего незадачливого кузена на другом конце света и прилагать свои милые женские уловки к тому, чтобы освободить его.

– Мистер Эндервилль, если у вас осталась хоть капля совести, выпустите из заточения вашего двоюродного брата - стараясь сохранять присутствие духа, сказала я ему.

– Моя дорогая мисс Линн, от такой монеты как совесть, я избавился давным-давно, на нее ничего не купишь, - философски заметил кузен Дориана.

– В таком случае я не собираюсь с вами общаться. С негодяями не стоит иметь дела, - твердо заявила я, стараясь сделать так, чтобы хотя бы моральный перевес был на моей стороне.

После этих моих слов веселая усмешка пропала с лица Николаса, и он жестко произнес, рывком притягивая меня к себе:

– Это мне решать, сколько нам общаться, Эмма! Хозяин положения – я, и вы с Дорианом зависите от моей воли.

Я не могла удержаться от стона при неожиданном резком рывке и Николас в первый раз заметил мое пострадавшее колено.

– Джеймс, приведи скорее врача! – отрывисто приказал он своему сподручному, затем подхватил меня как пушинку и отнес в гостевую спальню.

Я провела в барбадосском поместье Николаса два дня. Врач оказал мне необходимую помощь, целебная мазь хорошо подействовала на мой ушиб и боль в колене значительно уменьшилась.

Николаса все это время я не видела, какие-то преступные дела требовали его внимания, и круг моего общения ограничивался слугами – людьми крайне немногословными и запуганными. Обстановка господского дома в стиле ампир была роскошной и поражала богатством своего убранства. Большие персидские ковры, мебель, инкрустированная слоновой костью, а также дорогие хрустальные люстры создавали атмосферу комфорта и всеобъемлющего уюта. Николас был заядлым коллекционером качественного холодного оружия, и его кабинет был заполнен хорошо отточенными клинками, саблями и старинными шпагами, стоивших целое состояние. Прекрасные, со вкусом подобранные живописные картины украшали стены бального зала и анфилады комнат. Но мне, узнице, было не в радость жить в этом красивом месте, и мой взгляд с удовольствием останавливался только на букетах ярких тропических цветов. Над изысканными фарфоровыми вазами возвышались нежные, похожие на орхидеи цветы альпинии прекрасной, белые и розовые звездочки бегоний, причудливые ярко-алые подвески хеликонии. Искусные руки рабынь составили также красивые сочетания гибискусов, орхидей, плюмерии. И особенно незабываемое впечатление на меня произвели цветущие баугинии с цветами-бабочками.

Большой палисадник перед парадным входом также был усеян красивыми цветами, однако я не могла выйти, чтобы как следует рассмотреть его. Джеймс Хоуп и его подчиненные зорко следили за каждым моим шагом и я, несмотря на все свои старания, так и не могла ничего узнать о Дориане. Больше всего я опасалась, что он подвергается новым пыткам и побоям. Полная неизвестность повергала меня во все большее уныние, переходящее в настоящее отчаяние.

Вечер второго дня я провела в полном одиночестве и почти не притронулась к ужину. Мне так и не удалось найти союзника среди обслуги, и моя полная беспомощность угнетала меня безвыходностью положения. Я чувствовала себя несчастной и потерянной, и после неудавшегося ужина решила перейти из столовой в гостиную, надеясь там развлечься и избавиться от горьких мыслей.

Великолепный солнечный закат лил свой радужный свет в окна комнаты, предназначенной для приема гостей, и мои глаза с восхищением посмотрели на уходящее дневное светило, дающее жизнь всему сущему на земле. В который раз я с благоговением подумала о могуществе нашего Творца и мысленно обратилась к нему с горячей молитвой, желая защитить Дориана и других подневольных обитателей поместья от власти их жестокого хозяина.

Позади меня раздался стук закрываемой двери, и я быстро обернулась на звук, желая знать с кем мне придется иметь дело. Сердце замерло: Николас смотрел прямо на меня и улыбался. По его возбужденному блеску глаз и опущенными уголками губ, а также несколько нетвердой походке можно было подумать, что он выпил прежде чем прийти ко мне.

– Милая Эмма, как вам живется в моем доме? – мягко спросил он, неслышно подступая ко мне как хищник, подкрадывающийся к своей добыче. – Если у вас есть какие-то пожелания, то достаточно высказать их мне или управляющему.

– У меня всего одно желание, мистер Эндервилль, - отпустите вашего двоюродного брата, - стараясь держаться спокойно, сказала я ему. – Он ни в чем перед вами не виноват и вам не за что мстить ему, разве только за его благородство, неведомое вам.

– Чем больше вы просите за Дориана, Эмма, тем больше мне хочется убить его, - вспыхнув, сказал Николас. – Когда-то я озвучил вам условие, при котором оставлю его в покое – ваше согласие на брак со мной. Теперь ставки повысились – ваша рука в обмен на его жизнь! Подумайте хорошенько, в случае вашего повторного отказа мне Дориан не доживет до завтрашнего утра!

– Постойте, разве Дориан не нужен вам для того, чтобы добраться до миллионов Анжелы? – испуганно спросила я.

– Я поменял свои планы, - равнодушно ответил жестокий кузен моего жениха. – Ваше присутствие подействовало на меня вдохновляюще, дорогая Эмма, просто озарило, как завладеть всем, что мне нужно, не отдавая ничего взамен. Единственное, что может спасти моего братца и сделать его жизнь ценной для меня это ваша покорность. Так что скажете, моя милая?

Читатель, некоторое время я не могла вымолвить ни слова. Все во мне восставало против того, чтобы сделаться женой столь бесчестного человека каким являлся Николас Эндервилль. И в то же время я не сомневалась, что Николас выполнит свою угрозу в случае моего отказа, а пережить гибель Дориана для меня было все равно, что пережить гибель всего мира. И я непослушными губами прошептала трудные слова своего согласия на брак с моим мучителем.