Лэйн метнул в зал новую тираду из словесных ножей:

– Это учреждение больше тридцати лет находится под абсолютным влиянием ваших южных аристократов. Молодых людей, зачисленных туда, прежде всего учат восхищаться дешевой, убогой аристократией Юга, основанной на рабстве, и доктрину сецессии там преподают как науку!

Слева от Джорджа кто-то захлопал в ладоши. Он знал, кто это был, но не решился повернуть голову. Сенатор Шерман и несколько его союзников посмотрели наверх, и аплодисменты прекратились.

Дебаты продолжились. Уэйд выдвинул свое предложение – по его словам, Вест-Пойнт следовало закрыть, чтобы в дальнейшем смогла развиваться система независимых учебных заведений в разных штатах. Джордж непроизвольно сжал кулаки, чувствуя, что вот-вот хлопнется в обморок, – возможно, сказывалась болезнь. Наконец вопрос о сохранении финансирования Академии был поставлен на голосование.

– Кто «за», поднимите руки!

Раздался громкий хор голосов.

– Кто «против»?

На этот раз крики прозвучали еще громче, хотя, как показалось Джорджу, если только надежда не сыграла злую шутку с его слухом, их было меньше.

– Итак, после подсчета голосов, – объявил вице-президент Гэмлин, – двадцать девять – «за» и десять – «против».

На галерее и с нескольких мест внизу раздались возгласы разочарования, которые тут же заглушили радостные аплодисменты. Джон Шерман устало посмотрел на Джорджа; в его взгляде не было радости, только губы чуть изогнулись в подобии улыбки. И лишь тогда Джордж наконец решился посмотреть в сторону бледного от ярости Стэнли.

Он встал, собираясь сказать брату какие-то утешительные слова, но тот резко вскочил, повернулся к нему спиной и быстро пошел к двери, когда Джордж был в шести футах от него.

С Капитолийского холма Джордж поехал на конке к «Уилларду», где сразу пошел в бар праздновать победу. Мысленно послав подальше никчемную работу, ждавшую его в Уиндер-билдинге, он угостил сидевших в баре офицеров. Вскоре все они ушли, а Джордж добрел до столика, сел и начал повторять дурацкое рекламное объявление в газете, привлекшее его внимание:

– Думаю, вам лучше пойти домой, майор Хазард, – сказал официант, обслуживавший его столик.

– Я более чем уверен, что вам лучше пойти домой, – повторил официант, убирая недопитый стакан Джорджа.

И он поехал домой.

Когда он расплатился с кучером и, пошатываясь, вошел в дом, он тут же сообщил Констанции:

– Мы победили.

– Правда? А вид у тебя мрачный. Не говоря уже о том, что ты едва держишься на ногах. Садись скорее, а то упадешь.

Констанция закрыла дверь гостиной, чтобы дети не заметили отца.

– Констанция, сегодня я наконец увидел подлинное лицо этого города, – проговорил Джордж, наблюдая, как столик с мраморной столешницей раздваивается на его глазах. – Рассмотрел его во всей красе. Невежество, предрассудки, неуважение к правде – вот каков настоящий Вашингтон. Некоторые из этих чертовых мошенников в сенате лгут так же самозабвенно, словно цитируют Десять заповедей! Я не могу больше находиться здесь. Я должен вырваться отсюда, я…

Он откинул голову на подголовник кресла и через секунду уже спал. Констанция подошла ближе, погладила его лоб и, глядя на его обмякшие плечи и полуоткрытый рот, думала, как же сильно она любит этого благородного, пусть и не совершенного, как ей казалось когда-то, человека.

В отличие от своего брата, Стэнли просто купался в атмосфере интриг и коварства, царящей в этом городе. Он больше не чувствовал себя здесь чужим – как раз наоборот – и только наслаждался новыми обязанностями, которые принесла ему должность доверенного помощника мистера Стэнтона. Более того, именно здесь впервые в жизни он сам делал огромные деньги.

Разумеется, принятие билля об ассигновании Вест-Пойнта расстроило его, и несколько дней после этого Стэнли пребывал в подавленном настроении. К тому же радости не слишком способствовало и недовольство министра после неудачного наступления генерала Бернсайда на позиции Ли, которое началось двадцатого января, а через два дня уже закончилось, когда армия северян завязла в размокших виргинских дорогах, превратившихся после сокрушительных ливней в настоящие болота.

В провале Грязевого марша, как тут же окрестили поход Бернсайда злопыхатели, его защитники винили промысел Божий. Дело кончилось тем, что генерала отправили в отставку, а на его место пришел Джо Хукер. Новый командующий был настроен решительно и сразу же заявил о своем намерении провести в армии ряд реформ, с тем чтобы улучшить ее жизнь во всех проявлениях – от санитарии до поднятия морального духа. Одним из первых своих приказов он ввел обязательные отпуска и поклялся уже к весне покончить с бунтовщиками.