«Ага, - подумал Ахмеров, - самое главное в танке – это не бздеть». – Но вслух ничего не сказал. Судя по улыбке на лицах людей, они подумали то же самое.

Проходя дальше, Сталин обратил внимание на гиганта стоящего рядом с совсем не маленькими другими танками и самоходками. Это была САУ с пушкой калибром 203 мм на базе танка Т-35. Вернее того, что осталось от Т-35. Если в момент своего рождения этот танк был пятибашенным красавцем с противопульной бронёй, вооружённый одной пушкой КТ-28 калибром 76мм и двумя пушками 20К калибром 45мм и пятью пулемётами ДТ-29, и считался самым мощным из серийных танков, за что его изображение было увековечено на медали «За отвагу», то всё, что осталось от Т-35 после его превращения в САУ, это ходовая часть танка, отсутствие башен, площадка вместо подбашенной коробки и устройство для сопротивления откату, в виде здоровенного бульдозерного ножа на двух толстых рычагах, приводимых в движение вверх и вниз гидравлическими цилиндрами. Во время стрельбы бульдозерный нож опускался на грунт и давал дополнительный упор машине. Всю эту конструкцию венчала гаубица Б-4 калибром 203 мм. Это ещё была машина без бронерубки. Рядом с ней стоял такой же монстр, но место работы артиллерийского расчёта было закрыто рубкой из листов противопульного бронирования. Крыши над рубкой не было. Так что, переделка была существенной. Даже моторно-трансмиссионный отсек был перенесён вперёд, для того, чтобы пушку можно было установить как можно дальше назад.

– В наше время тоже была такая машина, «Пион» называлась, а потом была её модификация «Малка». Тоже калибром 203мм, только длина ствола была больше. – Это Владимир Иванович проявил эрудированность по поводу САУ большой мощности, - сильная была штука.

– По моему, в Узбекистане они стояли на вооружении, но это надо уточнить в Ташкенте, - не надеясь на свою память, продолжил речь своего друга Ахмеров.

– А откуда такие названия: «Пион», «Малка»? – спросил Сталин, уже несколько уставший от обилия бронетехники и всяких технических подробностей, обрушившихся на него с утра.

– Почти всем самоходкам послевоенного периода давали названия цветов: Гиацинт, Пион, Акация, Гвоздика, Хризантема, Тюльпан, - пытался разъяснить Фарид Алимжанович.

– А «Малка»? – не унимался Сталин.

– Когда я работал в отделе по предпосевной подготовке почвы, в ГСКБ, я узнал, что существует такой технологический приём – малование, то есть, выравнивание почвы после боронования, для того чтобы посев прошёл качественнее. Я точно не знаю, но видимо после «Малки» тоже остаётся только ровная земля. Может быть, поэтому такое название.

– Ладно, пусть будет «Малка», - согласился Сталин, - но что мы будем делать со всем этим богатством? С танками всё ясно, их Федоренко и Фекленко ждут – не дождутся, а для самоходок у нас структуры нет.

– Товарищ Сталин, так ведь у нас ещё и самоходок не так много. Самоходки особой мощности, которых у нас может быть будет 60 штук из Т-35 переделать, а может и меньше. Туда ещё можно будет добавить и самоходки с орудиями калибром 152мм. С ними всё ясно – их в части артиллерии РГК (резерва главного командования) Красной Армии. В начальный период им делать нечего. А вот самоходки на базе Т-26 и БТ-20 с пушками 76мм, пока можно собрать в одну учебную самоходно-артиллерийскую бригаду, расположить её где-нибудь рядом с местом строительства этих машин и комплектовать там отдельные дивизионы САУ, машин по 30-40 в составе. Набирать и учить кадры бойцов и командиров этих частей и подразделений, включая службы обеспечения и ремонта. А потом, по мере необходимости, либо собирать их в полки, либо раздавать пехоте подивизионно на корпус или стрелковую дивизию.

– А где же взять личный состав для формирования этих подразделений?

– Товарищ Сталин, можно на модернизацию забирать не просто танки, а танки с личным составом. Личный состав на заводе использовать в качестве рабочих и мастеров, так они будут лучше знать свои машины, а потом вместе с машинами направлять в учебную бригаду.

– А кого мы поставим руководить всем этим беспокойным хозяйством, и кто будет готовить учителей?

– Руководителем наш институт предлагает майора Мурашко Анатолия Николаевича. Он только что закончил бронетанковую академию, имеет опыт работы с бронетехникой ещё со срочной службы, был механиком-водителем, затем инструктором в школе младших специалистов танковых войск, потом училище, командование танковой ротой, академия, командировка на Халхин-Гол. Кроме того, майор Мурашко, на настоящее время, наиболее теоретически грамотный специалист по тактике применения самоходной артиллерии, без ложной скромности, в мире. Опыт ВОВ он изучил и за наших, и за противника, и за союзничков (чёрт бы их побрал). Я извиняюсь, товарищ Сталин. Вырвалось.

В это время майор Мурашко встал по стойке смирно, незаметно поправил ремень и гимнастёрку, и уставился на Сталина. Когда вождь приблизился к нему, он представился.

– Хорошо, товарищи. Хорошо, что вы подумали и об этом.

Пока шёл разговор Сталина с сотрудниками института, конструкторы стояли слегка в стороне. Половину разговора они не расслышали, а половину – не поняли.

Сталин повернулся к конструкторам, поблагодарил их за труд и старание, сказал, что, скорее всего, их машины будут приняты в серию, но об этом будет персональный разговор с каждым конструктором отдельно и за каждую машину. На этом большой показ решили закончить.

Глава 23. Поезжайте в Ташкент, товарищи полковники.

После того, как Сталин попрощался с конструкторами и представителями авто-бронетанкового управления РККА, на месте экспозиции остались только Сталин, Ворошилов и сотрудники института.

– Давно мы у вас не обедали, товарищ гвардии подполковник, - обратился к Ахмерову Иосиф Виссарионович, - надеюсь, не откажете в гостеприимстве?

– Ну, что вы, товарищ Сталин, всегда, пожалуйста, - проговорил Фарид Алимжанович, сообразив, что одним обедом «не обделаешься», как говорил его коллега по вахтенной работе в Сургуте Коля Кровяков. Он, вообще был мастер на интересные высказывания типа: «семь пятниц во лбу», «без рубашки ближе к телу» и прочие. Но Ахмерову на ум пришло только «не обделаешься».

– Вот и хорошо. Клим, составишь мне компанию? – скорее предложил, а не спросил Сталин. «А куда он, на фиг, денется?» - опять подумалось подполковнику.

– Пойдём, товарищ Сталин, действительно, время обеденное. – Сразу согласился Ворошилов. Обратная дорога не заняла много времени, поэтому, шли молча. Затевать длинный разговор, видимо, Сталин не счёл нужным, а беседовать о погоде и прочем, никому не хотелось.

Время, действительно, было обеденным, и в столовой всё было готово. Остатки персонала института (их было всего человек шесть) уже пообедали в спокойной обстановке, без начальства и поэтому комната была, практически, пуста.