– Ты где откопал это чудо? Он кто, тоже твой родственник из этой реальности? Ты с ним был знаком?

– Я его хоронил, - огорошил своим ответом Ахмеров, - это Владимир Дмитриевич Нехорошев, один из основоположников механизированной уборки хлопка. Лауреат Сталинской премии за 1950 год, за машину СХМ-48М. Он у нас в ГСКБ работал по два месяца, будучи на пенсии практически до своей смерти, по моему в 1986 году. Я в то время был председателем профкома. Помогал организовывать его похороны.

– Как ты его узнал?

– В общем-то, по его лысине, это у них наследственное. Жорка Нехорошев, его сын мой лучший друг в то время, тоже был смолоду лысым. А окончательно по баулу, который у него в руках. Вечный предмет обихода. Я его в руках держал, когда с Жоркой в командировках были всем отделом.

– Тогда всё понятно. Что будем делать?

– Для начала надо его помыть, переодеть, дать побриться, накормить, а потом выслушать его рассказ. Если это всё правда, и он тот за кого он себя выдаёт, надо будет пристроить его к работе. В Узбекистане ему делать нечего. Ты как, одобряешь этот план?

– Ну, помыть и переодеть – это не проблема. Бельё выдам своё – не одёванное, накормить, столовка рядом, тем более, я тоже ещё не завтракал. А насчёт всего остального – ты стал настоящим чекистским подполковником – ваше благородие.

– Жандармским, и не ваше благородие, а ваше высокоблагородие.

– Виноват, исправлюсь. Разрешите выполнять?

– Пойдём выполнять.

И вот, через минут сорок, может чуть больше, чистый, переодетый, накормленный, побритый Владимир Дмитриевич снова сидел за столом в кабинете у Владимира Ивановича и жадно затягиваясь предложенной ему сигаретой с фильтром, которую он взял не скрывая удивления, рассказывал свою историю.

А перед этим, в то время, когда Левицкий повёл Нехорошева в душевую ближайшего цеха, прихватив для него смену белья и новенький рабочий костюм состоящий из хлопчатобумажного пиджака и таких же брюк, выкрашенных в радикально коричневый цвет и пару новых же рабочих ботинок самого популярного в то время размера 39, Ахмеров отвёл лейтенанта госбезопасности Иванова и попросил проверить все сведения о Нехорошеве те, что он рассказал и ещё расскажет.

– Зачем, Фарид Алимжанович? Вы ведь его узнали.

– Дорогой Иван Иванович, я знал старика семидесятипятилетнего. И потом, не знаю почему, во мне сейчас звучат слова одного из чекистов 23 века из произведения наших фантастов, братьев Стругацких : "Мы — работники КОМКОНа-2. Нам разрешается слыть невеждами, мистиками, суеверными дураками. Нам одно не разрешается: недооценить опасность. И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах". Комкон-2, так у них ЧК называлось. Я потом дам тебе почитать. Нам тоже нельзя допускать появления чертей в доме.

– Я всё понял, товарищ подполковник, только мне придётся доложить Лаврентию Павловичу обо всём этом.

– Вот это правильно. Начальство должно быть максимально информировано. Максимально полно и максимально правдиво.

И вот сидя за рабочим столом Владимира Ивановича, сытый и довольный, чистый в чистом, Владимир Дмитриевич продолжал своё повествование. Правда был ещё эпизод в рабочей столовой, Нехорошев попросил положить ещё одну порцию.

– Это для Сашеньки, - сказал он Левицкому, и Владимир Иванович, не будучи в курсе всех обстоятельств жизни Нехорошева, не обратил внимания на слова подопечного. А Ахмеров, когда увидел в руках Нехорошева судки с едой, хотел спросить, но Владимир Дмитриевич вновь сказал, что это для Сашеньки.

Что-то щёлкнуло в голове у Ахмерова, видимо сработали какие-то воспоминания из рассказов Жорки Нехорошева о прошлом и Фарид Алимжанович, как бы мимоходом сказал: - «Это для вашей супруги?».

– Да, для Сашеньки. Она в интересном положении и после того, как я устроился в ВИСХОМе, а она смогла уйти с работы, мы решили дать ей возможность посмотреть Москву. Тем более, присмотреть за ней в Ташкенте было некому. Вот она и приехала ко мне в Москву. На две недели нам разрешили пожить в общежитии ВИСХОМа.

А потом случился этот конфуз. Сашеньку, из милости к беременной женщине, оставили на некоторое время, а мне велели освободить койку. Вот я и хочу её покормить.

Фарид Алимжанович вспомнил, что свою дочь, Александру, Георгий Владимирович назвал в честь покойной матери. Хотя к тому времени Владимир Дмитриевич был уже разведён с «Сашенькой», о которой так заботится, и женат на другой женщине и тоже разведён. Неисповедимы пути господни и судьбы людские.

– И сколько времени вам разрешили там располагать Сашеньку? Извините, не знаю как её по отчеству. – Это Владимир Иванович, как всегда взглянул в корень проблемы.