— Я говорила, что люблю тебя прошлой ночью, — прошептала я, плечи опустились в поражении и сердечной боли. — Прямо здесь, — указала на диван, — Я сделала это. Думала, мы занимались любовью и…

— И мы занимались, — оборвал он, делая шаг, но, должно быть, в моих глазах было что-то, не позволившее сделать еще один.

— И ты записал нас. Не сказав мне, — сумела сказать я, не показывая никаких эмоций.

— Это не входило в мои намерения. Сара, — рука поднялась, а он спокойно стоял там. Ждал, когда я влеплю пощечину. Боже, как же я этого хотела. Он заслужил.

— Есть еще что-нибудь? — спросила я.

Он покачал головой.

Не следовало верить, но что-то подсказывало: он говорит правду. Я придвинулась на шаг ближе, взяла его руку в свою и вложила в нее видеокамеру.

— Убирайся, — прошептала я, не потрудившись поднять на него взгляд, когда повернулась и пошла в спальню, закрыв за собой дверь.

Глава 13

Маршалл

Казалось, ноги приварены к полу.

Я стоял за дверью ее спальни. Рука сжалась вокруг гребаной камеры, которую я так и не снял. Хотелось разбить ее вдребезги. Я направился к спальне, и рука поднялась, готовая постучать. Чтобы что-то сказать. Все, что угодно, лишь бы заставить ее выслушать меня. Но не произнес ни слова, словно задыхался.

Я прислонился лбом к прохладному дереву и вдохнул аромат ее квартиры.

— Печенька, — простонал я. — Знаю, я облажался, — желудок скрутило. — Не заслуживаю ни шанса, ни даже минуты, чтобы ты выслушала меня. Но клянусь, это не то, что думаешь.

— Мне все равно, — ее голос дрогнул, и мне показалось, что в сердце вонзился нож. Она плакала. Я довел свою девочку до слез. — Просто… пожалуйста, удали отснятый материал и никому не показывай, — икнула она.

Я поморщился.

Неужели она действительно так ужасно обо мне думала?

А что еще должна была подумать? Я не дал никакой другой альтернативы, не так ли? Для нее имело смысл считать меня каким-то гребаным извращенцем, желающим похвастаться последней новинкой в постели вместо того, чтобы дать понять, кем она являлась на самом деле.

Я был психически неуравновешенным мудаком, стремящимся знать, что она в целости и сохранности.

— Я бы никогда, — прохрипел я. — Я облажался… Я… — Как мог объяснить ей это?

— Пожалуйста, уходи, Маршалл. Я действительно не хочу вызывать полицию, но сделаю это, если придется.

— Сара…

— Пожалуйста! — она шмыгнула носом. — Иди. Не хочу тебя больше видеть.

Что-то ударилось о дверь, и я почти представил ее, свернувшуюся калачиком на полу. Прислонившуюся лбом к двери, с закрытыми глаза и слезами, стекающими по прекрасному лицу.

Слезами, в которых я был виноват.

Я ей не подходил.

Причинил боль.

Но не мог заставить себя остановить то, что сделал дальше, обойдя гостиную, прежде чем вернуться к двери.

— Хорошо, — пробормотал я. — Я уйду. Но это еще не конец. Мы с тобой не расстанемся, Сара. Нет никакого способа покончить с этим. Не так, как сейчас. Может быть, через восемьдесят лет, когда мы станем старыми и морщинистыми. Я имел в виду именно то, что говорил прошлой ночью. Не хотел, чтобы это дерьмо случилось… — дверь распахнулась, и ярость, которую я увидел в ее глазах, заставила сделать шаг назад.

— Ты не хотел? — она дико зашипела. — Как? Чего именно ты жаждал, устанавливая камеры в моей квартире?

— Сар…

— Ты делаешь это со всеми девушками, с которыми встречаешься? Собираешь видео с теми, кого обманом заставил влюбиться в тебя?

— Печенька…

— Ты ведь не собираешься мне рассказывать, не так ли? — я открыл и закрыл рот. — Нет. Ты не расскажешь, — догадалась она. — Уходи, Маршалл. Сейчас, — она шагнула ближе, и я отступил назад, пока не оказался за дверью, и та захлопнула ее.

Я оперся руками о дверной косяк и закрыл глаза. У меня было все. Она. И я все испортил. Причинил ей боль.

«Моя. Моя. Моя.» — зверь никак не мог заткнуться.

Моя. Моя. Моя.

Как будто я нуждался в этом чертовом напоминании.

Зная это, я открыл рот, чтобы окликнуть ее, когда услышал это. Глубокие гортанные рыдания. Зверь во мне ходил ходуном. Ему нужно было войти туда. Обнять ее. Извиниться и объясниться. Заставить понять.

Но я знал, что это невозможно.

Саре нужно время, чтобы понять: я записывал ее не для того, чтобы застать в компрометирующем положении или поделиться с приятелями или незнакомцами в Интернете. Я наблюдал, поскольку терял разум, когда дело касалось ее. Пытался убедиться, что она в безопасности.

Защищена.

Но это привело к обратным результатам.

Идиот. Я покачал головой, отступил назад и, онемело опустив руки по бокам, пошел прочь.

В тумане душевной боли и отчаяния мне удалось найти дорогу обратно домой. Понятия не имел, как не подгибались колени. Я вошел и закрыл дверь своей спальни, бросив на кровать пустую оболочку мужчины, который был целостным менее часа назад.

Я лежал там.

Смотрел в потолок, думая только об одном.

О Саре.

Моей Печеньке.