С полным ртом сыра и соуса она отвечает:

— Мягкий или нет, он хорош. - Она делает паузу, чтобы сглотнуть, делая глоток воды. — Он может играть и двигаться туда, где должна быть шайба, а не туда, где она есть. У него отличное виденье льда, все, что нужно от форварда. Все, что ему нужно сделать, это забить, и он может это сделать. Запомни мои слова, Нико Джетт будет игроком Фурий, нравится тебе это или нет, Би.

Если бы я сказал ей, что небо голубое, она бы возразила, что оно красное, просто потому, что может. Ее жизненная цель - вывести меня из себя. Она очень редко терпит неудачу. Вместо того чтобы продолжать этот спор, я просто киваю головой. Она не совсем неправа.

— У него есть еще один год в средней школе. Давай просто посмотрим, как это будет, прежде чем мы начнем говорить о его вызове в НХЛ. Кто знает, может быть, он сначала решит поступить в колледж. - Я пожимаю плечами, протягиваю руку через стол и беру корку ее пиццы.

Она никогда не ест корочки от пиццы, всегда ест картофель фри с ранчо (разновидность соуса), никогда не выходит из дома без лимонных конфет и может есть острый соус с чем угодно. Она самый странный человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни.

Усмехнувшись и приподняв бровь, она тянется за другим куском пиццы.

— Как бы то ни было, ты просто беспокоишься, что он войдет и заберет твой образ Золотого Мальчика. Не дай бог, короля Чикагских Фурий свергнут с престола.

Я притворяюсь печальным и надуваю губы:

— Я и близко не такой плохой!

— Ты был на обложке журнала ESPN "Лучшее тело", да, ты настолько плох. Я просто с нетерпением жду возможности оторвать головы всем болванам, которых они из вас делают. - Я едва могу разобрать ее слова, когда она проглатывает безумно большой кусок пиццы.

Я смеюсь, когда тянусь за стаканом с водой, чтобы запить еду, но понимаю, что он пуст, и собираюсь помахать официанту, когда слышу порочно милый голос.

— Думаю, у меня счастливый день.

Я поворачиваю голову налево, и меня встречают пепельно-светлые волосы, пухлые губы и искусственный загар, который в ярком свете закусочной выглядит оранжевым.

Мои глаза путешествуют по ее фигуре. Ее сиськи вываливаются из V-образного выреза, что, без сомнения, сделано специально. Джинсы с прорехами так плотно обтягивают ее ноги, что я не совсем понимаю, как циркулирует кровь.

Все и вся? Она именно та девушка, к которой я цепляюсь, когда хочу переспать. Легко бросается в глаза, и ее легко подцепить, что равносильно легкому избавлению от нее, после того как мы потрахаемся.

Мне нравятся девушки, в которых, я знаю, я никогда не влюблюсь. Те, кого я не знаю, одна ночь, и все. Я не хочу рисковать и влюбиться в кого-то, поэтому я вообще избегаю эмоций. Знаю слишком много парней, которые спят с кем-то, и это заканчивается чем-то большим. Это все забавы и игры, просто секс, а потом бум. Ты влюблен, а она хочет белый штакетник и двенадцать детей. Затем она берет на себя половину твоего дерьма при разводе.

К черту это.

Любовь была и всегда будет моим самым большим страхом, и когда я так говорю, это звучит как самый большой пиздец. Я не боюсь признаться, что мысль о любви вызывает у меня тошноту. Конечно, для кого-то это солнечный свет и радуга. Но для таких людей, как я? Это похоже на проглатывание аккумуляторной кислоты.

Любовь может пойти нахрен.

Я пробегаю глазами по ее телу, убеждаясь, что она видит, как я это делаю. Она улыбается мне в ответ с соблазнительным блеском в глазах.

— Что правда, то правда , кукольное личико.
– Я подмигиваю ей.

Она накручивает на палец прядь своих волос, слегка краснея. Я смотрю на ее бейджик с именем, на котором написано "Джессика". Это должно быть достаточно просто, но на всякий случай я буду придерживаться прозвища кукольного личика. Я не хочу, чтобы мне потом влепили пощечину. Было дело.

— Ты Би… - начинает она, но ее резко прерывают.

— Да, он Бишоп Маверик. Да, он играет в хоккей. А теперь, если ты закончила трахать его в глазами, можно мне еще?

Голос Валор звучит как вторжение в мой пузырь похоти. Я перевожу взгляд на нее, шок и замешательство покрывают мое лицо. Она скрещивает руки на груди, и на ее лице появляется раздражение.

Я наклоняю голову влево и вопросительно поднимаю бровь. На моем лице должно быть написано: "Какого хрена?"

Я знаю Вэл уже давно. Она причудливая, немного замкнутая, и она такая милая, какой она бывает, когда узнаешь ее поближе. Она отдала бы свою рубашку любому, кто в ней нуждался. Я видел ее враждебной только тогда, когда она была на льду. Это не Валор.