Пока поручик со своими бойцами совершал обходной маневр, я повел вперед по дороге пехотный взвод, отобранный из лучших стрелков нашей роты. Ружья у всех были заряжены. И для того, чтобы начать стрелять, солдатам нужно было лишь взвести курки и прицелиться. Больше всего меня в здешней манере ведения боевых действий раздражала медленная перезарядка огнестрельного оружия, производимая со стороны дула. Но, пока этого изменить я не мог.

Я понимал, что для запуска изменений в оружейном деле мне потребуется сначала налаживание собственного производства опытных образцов перспективного оружия, а это, разумеется, осуществится не скоро, не здесь и не сейчас. Впереди предстоят долгие годы трудов ради ускорения прогресса. Мне же пока приходилось выполнять боевые задачи с помощью той материальной части, которая имелась в наличии. А в нашей сводной роте имелись лишь самые обыкновенные гладкоствольные ружья. И никаких тебе штуцеров! Впрочем, на сотню метров можно успешно вести огонь и из такого оружия, если только стрелки не раззявы.

А семеновцы раззявами, к счастью, не были. Гвардейцев тщательно обучали не только шагистике, но и стрельбе, а также рукопашному бою, науке колоть штыком и бить прикладом неприятеля. Еще они отлично умели вести огонь волнами, когда задний ряд с заряженными ружьями сменял передний после произведенного залпа, а передние солдаты уходили назад для перезарядки. Семеновцы были отличными пехотинцами, прекрасно подготовленными к ведению здешней традиционной войны с обязательными пехотными линиями. Вот только вести бой верхом они не были приспособлены. Потому и пришлось спешить их перед выступлением. Ведь пешком пехотинцы чувствовали себя гораздо увереннее. Да и лошадей следовало поберечь.

Перед тем, как покинуть обоз, я проинструктировал всех бойцов особым образом, готовя для неприятеля интересный сюрприз. И взвод четким строевым шагом пошел за мной. Я тоже потопал пешком впереди солдат, оставив своего Черныша под охраной в обозе за поворотом дороги, не видя необходимости рисковать сейчас хорошим конем. Тем более, что по мере подъема в горы становилось холоднее, и вся дорожная грязь оказалась замерзшей, превратившейся в твердое покрытие. Отчего идти пешком на пологом подъеме мне было совсем не трудно.

Мы двигались неторопливо, поскольку я старался подгадать время начала боя к тому моменту, когда Дорохов будет готов со своими бойцами напасть на неприятеля с противоположной стороны. Тем не менее, расстояние до лесозаготовок, организованных французами на краю лесного массива, постепенно сокращалось. И вскоре я уже без всякой подзорной трубы хорошо видел вырубку, расположившуюся недалеко от дороги, где топорами и пилами трудились наши пленные. Судя по их зеленым мундирам, то были спешенные драгуны, представители основной кавалерии русской армии.

Причем, драгун относили не к легкой, а к тяжелой кавалерии. Коней выдавали им таких же сильных, как и кирасирам, а в сражениях драгуны выполняли роль линейной ударной силы. Храбро подлетая своими эскадронами к неприятелю, они делали залп из пистолетов и коротких кавалеристских ружей, а затем топтали супостатов мощными боевыми конями, одновременно рубя врагов палашами. И вот теперь я видел этих отважных рубак попавшими в плен и заготавливающими дрова под дулами ружей французского конвоя обозников, которые пригнали для перевозки дров несколько больших телег, запряженных медлительными толстыми лошадьми.

Ради маскировки я приказал своим солдатам маршировать в шинелях неприятеля и в трофейных головных уборах. И издалека заподозрить, что это русские пехотинцы приближаются по дороге, не представлялось возможным. Французы на это и купились. Увидев нас, они не подняли тревогу, а лишь выслали одного своего всадника, чтобы проверить нашу принадлежность. Причем, этот всадник не проявлял ни малейшей подозрительности, подъехав к нам вплотную на пегой лошадке совершенно спокойно и представившись сержантом Анри Дюпеном. Я же, недолго думая, вместо приветствия разрядил в него оба своих пистолета, убив француза наповал, после чего его испуганная лошадь побежала куда-то в сторону, волоча за собой труп, застрявший ногой в стремени и оставляющий за собой кровавый след на подмерзшей дороге.

И мне было в тот момент наплевать, что все это кому-то покажется бесчестным. В конце концов, настоящая война — это вам не рыцарство в беленьких перчаточках, а искусство обмана противника. И на войне все средства хороши, если, конечно, это истинная беспощадная война до полной победы, а не какая-нибудь странная военная операция. Потому шаг вперед, два назад и прочие лишние телодвижения в духе мутных поддавков и многоходовочных пассов ради заигрывания с неприятелем я делать не собирался. Уж если решил убивать французов, то буду убивать их любыми доступными способами нагло и яростно.

Грохот моих выстрелов одновременно явился и сигналом к бою. Как и было заранее оговорено на инструктаже, мои солдаты вместо традиционного линейного построения сразу рассыпались и залегли в придорожной канаве, используя дорожную насыпь в качестве бруствера и изготовившись для стрельбы. Хотя такое тактическое поведение самим семеновцам казалось странноватым, но, они выполнили мою команду безупречно. И теперь неприятель находился перед нами на открытом месте на фоне леса, как на ладони, в то время, как каждый из моих стрелков лежал на склоне придорожной канавы, словно в импровизированном окопе, защитив большую часть своего тела землей.