Вооружившись вилкой и ножом, я набросился на еду и одержал сокрушительную победу. А потом вышел на балкон со второй чашкой кофе и послал зов Никите Михайловичу Зотову.

— Доброе утро, Никита Михайлович! Ну, как, изловил ваш теневик Юрия Горчакова?

— Вынужден вас разочаровать, господин Тайновидец, — холодно ответил Зотов. — Юрий Горчаков всю ночь провел в своей комнате и никуда не выходил. Похоже, у вас случилась осечка. Или он невиновен, или не воспринял ваши угрозы всерьез.

— Досадно, — нахмурился я. — Но не будем терять надежду. Доиграю партию до конца, а там посмотрим.

— Значит, поедете в мастерскую Гораздова? — уточнил Зотов.

— Непременно.

— Вы говорили про какие-то загадочные артефакты, которые позволят мне услышать признание Горчакова, — напомнил Никита Михайлович.

— Да, я помню. Сейчас организую их доставку.

Ночью я не стал тревожить Севу Пожарского — надеялся, что Юрий Горчаков сам себя выдаст. Но теперь пришлось обращаться к другу за помощью.

Я сделал еще глоток кофе и послал зов Севе.

— Привет, дружище! Уже трудишься в своей сумрачной лаборатории?

— Раскладываю инструменты. Что-то случилось, Саша?

— Мне нужна твоя помощь. Помнишь те маски, которые ты сделал для барона Кривошеева и зачаровал магией звука? Можешь одолжить мне парочку?

— Я бы с удовольствием, Саша, — замялся Сева. — Но они у Кузьмы Петровича под замком. А зачем тебе?

— Приеду — расскажу, — пообещал я. — Ты, главное, задержи Кузьму Петровича, чтобы я не искал его по трактирам.

На смотровой площадке скучал знакомый извозчик. Наверное, он специально приезжал по утрам на Каменный остров, чтобы полюбоваться рассветом.

— В Ремесленный квартал! — сказал я, усаживаясь на заднее сиденье.

— Доставим, ваша милость! — бодро откликнулся извозчик и резво тронул мобиль с места.

Не теряя времени, я послал зов Мише Кожемяко.

— Миша, приезжай в мастерскую к Севе, есть дело! Нужно срочно отвезти полковнику Зотову один артефакт.

Услышав фамилию Зотова, Миша не стал тратить время и коротко ответил:

— Еду!

Я знал, что на Мишу можно положиться. Уверен, он приедет к мастерским раньше меня — полицейский участок, в котором Миша служил помощником следователя, находился неподалеку от Ремесленного квартала.

Я откинулся на спинку сиденья, раздумывая — не послать ли зов Юрию? Может, попробовать еще раз на него надавить?

И тут же отбросил эту идею. Тогда Юрий точно решит, что я его запугиваю.

Нет, мое молчание будет выглядеть намного убедительнее.

Слева, за окном мобиля тянулась серая лента Невы. Ветер гонял по воде рябь, которая искрилась на утреннем солнце. Справа мелькали парадные фасады особняков, выходившие на реку. Высокие окна с частыми переплетами, колонны и статуи, подпиравшие портики.

Извозчик остановил мобиль на знакомой узкой улочке. По ее обеим сторонам возвышались здания из темно-багрового кирпича. Черные окна придавали им угрюмый вид, который резко контрастировал с погожим летним утром.

— Вас подождать, ваша милость? — с надеждой спросил извозчик.

— Да, — кивнул я. — Подождите, пока я не вернусь.

— Как скажете, — обрадовался извозчик.

И немедленно откинул спинку своего сиденья, намереваясь вздремнуть и тем самым скоротать ожидание.

Я послал зов Севе.

Через минуту знакомая полукруглая дверь открылась, скрипнув тяжелыми петлями. Княжич Всеволод Пожарский махнул мне рукой:

— Входи, Саша!

Я спустился по ступенькам и в который раз удивился свету и простору мастерской артефакторов. Снаружи казалось, что и внутренние помещения должны быть мрачными и угрюмыми.

Ничего подобного — здесь было светло, а заставленные разномастной стеклянной посудой полки делали мастерскую похожей на обычную домашнюю кухню.

Я представил, какой обед можно приготовить на такой кухне, и улыбнулся.

Миша Кожемяко поджидал меня, облокотившись на верстак Севы. Миша с интересом разглядывал невероятное переплетение проволочек, деревянных и металлических деталей, которое лежало на верстаке. Наверное, это был макет какого-то невероятно хитрого артефакта.

— Кузьма Петрович наотрез отказался дать маски, — огорченно сказал Сева. — Прямо крик поднял. Сказал, что это секретная работа, и никакие другие артефакторы не должны ее видеть. Обещал пожаловаться отцу.

Князь Дмитрий Иванович Пожарский, отец Севы, отличался строгостью не только по отношению к наемным работникам, но и к собственному сыну.