Квентин проигнорировал его слова.

— Ты не можешь идти туда, выглядя как последняя выжившая из «Техасской резни бензопилой». — Он заметил, как она дрожит. — И ты замёрзла.

— Всё в порядке. Просто...

Он отвернулся и снова начал рыться в своём спортивном мешке. Вскоре его руки наткнулись на старую футболку, которая давно стала ему мала, но которую он продолжал носить с собой. Она купила её ему, когда они учились в старшей школе. Тёмно-серая, с белым черепом, как будто его распылили аэрозольной краской. Он был без ума от этой футболки, носил её почти каждый день целый год, пока учился в Галлаудете. Как сильно он по ней скучал. А потом… Его мир перевернулся.

— Мы изменили твой мир, — сказал Рун. — Ты отказался от неё ради нас.

— Как будто у меня был выбор, чёрт возьми — бросил Квентин.

— Неужели стоит напоминать тебе, человек, что он был? — ответил Рун с холодной уверенностью.

Квентин тяжело вздохнул, протянув ей футболку.

— Нет, Рун, не было.

На этот раз Рун решил воздержаться от язвительного замечания и просто сказал:

— Мы благодарны.

Эмбер расправила футболку, и как только узнала её, едва сдержала вздох. Сделав вид, что не заметила, она начала натягивать её через голову.

— Нет, — сказал он, указывая на её майку. — Это нужно снять.

Её прекрасные глаза округлились, и она огляделась.

— Я не могу раздеваться здесь. Кто-то может меня увидеть.

Вместо того чтобы снять одежду, она показала жест, который означал «стриптизёрша»,Квентин едва не рассмеялся.

— Я только что раздевался. Это меня не смутило.

— Очевидно, ты привык жить как бродяга, — сказала она.

Он нахмурился, не понимая.

— Бродяга?

Она показала ему жест, чтобы уточнить, но сразу поняла, что этого недостаточно.

— Знаешь, как человек без постоянного жилья.

— А, понял, — показал он. — Бездомный.

— Да, извини. Я не хотела... Это была плохая шутка.

Как минимум, она шутила с ним, а не пыталась выцарапать ему глаза. Она имела полное право его ненавидеть. Он протянул руку и потянул за ремешок её майки.

— Сними.

— Ладно, — ответила она, сняла куртку с сиденья и передала ему. Затем она изменила положение, проскользнув мимо него и устроившись в углу между дверью и сиденьем.

— Держи это. И отвернись.

Он выполнил приказ. Однако Эмбер и не подозревала, что Квентин мог видеть всё вокруг благодаря Руну. Его зрение не было ярким, как у человека, а скорее напоминало тихие, приглушенные оттенки синего и серого — но этого было вполне достаточно. Когда она подняла майку над головой, её нежная кожа покрылась мурашками, и Квентин не мог оторвать взгляда, даже если бы ему за это заплатили. Она была поразительна — каждая линия её тела была воплощением совершенной красоты. Чёрный бюстгальтер подчеркивал

— соблазнительное декольте — придавая её образу особую притягательность. Это было что-то новенькое. И возбуждающее.

Его штаны стали тесными, и он внутренне осуждал себя за то, что вел себя как обычный распутник. Особенно сейчас. Ведь именно этого Эмбер сейчас не нужно было —

чтобы он смотрел на неё с таким нескрываемым интересом, словно он был одержим. Чтобы его желание было столь явным, будто он был каким-то извращенцем.

Она использовала немного воды и чистое полотенце, чтобы стереть кровь с её невероятной кожи, и он пытался выкинуть этот образ из головы. Но закрытие глаз не помогало. Рун был в его мыслях. Поэтому он сосредоточился на том, что будет делать дальше.

Прежде всего, ему нужно было поесть. Эмбер оказалась права: его исцеление было поразительно быстрым, благодаря Руну, но для полного восстановления им обоим требовалась еда. Однако скоро ему станет трудно двигаться. Боль начнёт усиливаться, и, судя по глубине ран, он будет прикован к постели на несколько дней. Ему необходимо разобраться с этим демоном, прежде чем он унесет еще чью-то жизнь.

— Тебе придется его убить, — сказал Рун.

— Я могу заманить его в компас.

— Он нас уже видел. Он убьет тебя, чтобы добраться до нас.

— Почему? — внезапно спросил Квентин, насторожившись. — Почему этот демон так

одержим тем, чтобы добраться до тебя?

— Да ладно. Каждый демон, с которым мы сталкиваемся, пытается нас убить, как

только понимает, почему мы здесь. Что делает этого таким особенным?

— Потому что похоже, это что-то личное.