Шрифт:
— Ась? — теперь уже только меня оценил внимательный взгляд извозчика.
— Поступать? А сам едешь или с родственниками, — кивнул он на Альберта, обратившись напрямую ко мне.
— Сам.
— Ага, ну тогда полтину с тебя возьму. Вещей у тебя почти нет, старой савраске не в тягость будет. Садись, довезу, только полтинник сначала покажи.
Я с готовностью сунул руку в карман и выудил оттуда довольно уже потрёпанный полтинник.
— Ага, ну тогда лезь в коляску, тебе не к спеху?
— Желательно перед обедом успеть.
— А, ну тогда успеем, тут недалече. Сами учебные корпуса почти на окраине расположены, а административный корпус он рядышком, за час обернёмся, неспеша и покряхтывая… Уселся?
Я кивнул.
— Ну, тогда поехали. Тппру, моя старушка. Давай-давай, ножками-ножками! — дремавшая всё это время лошадь мотнула недовольно головой, нехотя переступила и, цокая копытами по булыжной мостовой, поплелась в сторону выхода с привокзальной площади.
Я помахал на прощание рукой родственнику Петра, и мы поехали. «Жаль, что не взял у него адрес», — вдруг вспомнил я и огорчился. Не подумал, да и Пётр забыл, но уже поздно.
— Так ты откеда, юноша? — решил поболтать со мной извозчик.
— С Крестополя.
— Ааа, нет, не слыхал, далече?
— Да, юг империи.
— Угу. Барчук?
— Нет, отец — почётный гражданин, а я — нет.
— Тады понятно. Ежели хочешь наверх — поступай в академию. Это мы знаем, бывалые ужо. Так ты и гимназист, смотрю, но небогатый, раз в форме едешь?
— Так проще, — пожал я плечами, явно тяготясь слишком любопытным стариком, но ехать долго, дороги я не знал, поэтому терпел вопросы, что ссыпались из него прямо горохом.
— Так ежели ты в академию энту поступаешь, так и дар какой имеешь?
— Имею.
— А какой, дозволь у тебя поинтересоваться?
— Хороший, — стал я юлить.
— Знамо дело — хороший, а какой?
— Самый простой.
— А из боевых аль обычный?
— Обычный.
— Ага, потому, значится, и в инжанеры идёшь, раз обычный. Технику, небось, любишь?
— Нет, — отчего-то решил признаться я.
— Вона как! Ну, бывает, штошь. Главное — поступить и отучиться, а там сам себе дорогу выберешь. Но, милая, давай поспешай, а то такой рысью мы с тобой и до вечера до энтой академии не добредём, — обратился он уже к неторопливо бредущей лошади.
Лошадка, словно понимая человеческую речь, закивала головой, убыстряя свой шаг, коляска быстрее покатилась за ней, приседая на рессорах. Весил я мало, вещи мои тоже оказались не тяжелы, и поэтому никакого напряга для животного в нас не имелось.
Я закрутил головой по сторонам. Нас то и дело обгоняли другие экипажи, что частные, что ведомые извозчиками. Проезжали локомобили, чадя из труб чёрным дымом, но пока здесь их встречалось очень мало.
В городе вообще не приветствовали любой транспорт, работающий на угле, слишком много от него вокруг появлялось сажи, а это столица, не стоит её чернить. А ещё я заметил, что общественный транспорт разделялся здесь на две составляющие: очень редкий электрический трамвайчик, и так называемая конка, по сути, тот же самый трамвай, только на конной тяге, его, как раз, имелось здесь в достатке, и конечно же, мимо то и дело пролетали автомобили, что работали на эфире. Столица, всё же!
Богатых тут много, процветающих и известных — не меньше, плюс разного рода высокопоставленные иностранцы, что разъезжали по улицам на своих автомобильных каретах, в том числе, работающих на эфире. Иногда попадались даже локомобили, но смешанного типа, работающие на керосине. Копоти они создавали гораздо меньше, чем паромобили, зато шуму — намного больше.
Вот промчалась шумная компания на автомобиле, кузов которого больше походил на старомодную карету. В нём битком сидела молодёжь обоих полов и весело кричала. Я успел только заметить чёрные волосы двух молодых парней и характерный гортанный акцент, что долетел с их стороны.
— Картвелы шикуют, но их сейчас остановят полицейские, — пояснил происходящее извозчик, заметив мой взгляд, брошенный им вслед. — Может, откупятся, али нет, на кого нарвутся. А если жандармский патруль их заприметит, то мордой в пол уложат. Бывало, видел такое, и не раз, но они на время затихнут, и опять начинают, чудной народ, ей Богу, и что им неймётся?!
— А что же их не погонят отсюда?
— Так они князья! Простые картвелы боятся так делать, это дворяне их никакого удержу не имеют, правда, и простых своих соплеменников на грех подбивают. Ну, ничего, это всё до поры, до времени. А мы, смотри, уж скоро и приедем, лошадка-то моя не подвела, ты, давай, готовь полтинник, довезу к самому главному крыльцу, там зайдёшь и у швейцара спросишь. Он тебе всё и расскажет, куда и чаво, понял?
— Да, конечно. Вот, держите! — и я протянул извозчику серебряную монету.
Извозчик не стал её проверять на зуб, ему хватило одно взгляда, чтобы понять, что монета настоящая, хотя подделок в Склавинской империи и не случалось, потому как наказание за такое назначали пожизненное. Ходили слухи, что сидели фальшивомонетчики в комфортных условиях и работали при этом на государство, но это всего лишь слухи, и проверить некому.
Минут через десять мы подкатили к главному входу трёхэтажного здания весьма оригинальной архитектуры. Две величественные колонны подпирали портик, на котором скульптор изобразил греческих богов, одетых в лёгкие туники. Над входом, воткнутый во флагшток, трепетал бело-жёлтый флаг с огромной двуглавой чёрной совой Склавской империи.