— По-моему, этот вопрос вы должны были обсудить в первую очередь со мной, — цедит муж сквозь стиснутые зубы. — Плюс, вы, наверное, забыли, что контрольный пакет акций принадлежит мне, —переплетает наши пальцы.

— Также обсудить, как сделал ты, когда решил сделать предложение Олегу Александровичу? — Альберт Викторович отрывается от меню и прищурив глаза смотрит на моего Артема. На лице мужчины отражается гнев, смешанный с обидой.

Серьезно? Не Альберт Викторович ли сам начал этот балаган? А теперь еще и недоволен?

— Раньше вы не вмешивались в то, как я веду дела в ресторанах, — муж сильнее сжимает мои пальцы. — Тем более, не оспаривали принятые мною решения. Что изменилось? — в каждом слове Артем слышится сталь.

И, видимо, она не скрывается от Альберта Викторовича, потому что мужчина сводит брови к переносице. Открывает рот, явно, хочет что-то сказать, но не успевает — его прерывает Олег Александрович:

— Думаю, вам нужно разобраться со своими разногласиями, прежде чем заключать новые сделки, — заявляет мужчина. — Предлагаю, сегодня просто поужинать, пообщаться, познакомиться поближе, а к вопросу о сотрудничестве вернемся на дне рождения моей жены, который состоится уже через неделю.

Альберт Викторович прерывает зрительный контакт с моим мужем, переводит взгляд на Олега Александровича. Если инвестор моего мужа выглядит не сильно довольным, то потенциальный партнер, кажется, вполне спокойным.

— Артем, вы вроде бы учились в Париже? — переводит тему Гоша, развеивая тяжелую атмосферу.

Все переключаются на повседневные разговоры. Напряжение за столом в скором времени сходит на нет. Катенька возвращается вместе с официантом. Мы заказываем еду, после чего я шепчу мужу, что пойду схожу помою руки и сейчас вернусь.

Артем заглядывает мне в глаза, пару секунд не моргая смотрит, после чего улыбается уголками губ и кивает.

Только выйдя из мини-зала, получается вздохнуть полной грудью. На мгновение прикрываю глаза, даю себе еще секунду на то, чтобы очистить разум, после чего спускаюсь на первый этаж и иду в дамскую комнату.

Находясь в просторной светлой комнате с несколькими кабинками, смотрю на себя в широкое зеркало, мою руки и стараюсь ни о чем не думать. Но непослушные мысли все равно лезут в голову.

Сегодня мы с Артемом были ближе друг к другу, чем в предыдущие годы брака. И несмотря на весь цирк, который происходил вокруг, это оказалось… приятно. То, как муж касался меня ища поддержки и как давал ее мне, именно об этом я всегда мечтала.

Но сможем ли мы преодолеть все препятствия, которые появились за годы холодности? Смогу ли я забыть об связи Артема с Катенькой?

За размышлениями не замечаю, как дверь в туалет открывается. Поэтому, когда в зеркале появляется еще одно отражение, вздрагиваю. Сразу же узнаю человека, который нарушил мое уединение. Только это не помогает расслабиться. Наоборот, мышцы деревенеют, а дыхание застревает в груди, потому что я смотрю на мать своего мужа.

— Ты ведь знаешь, кто я, да? — Раиса склоняет голову к плечу.

Расправляю плечи, напрягаюсь.

Сердце начинает биться с невероятной скоростью.

Судорожно втягиваю воздух.

Моя… свекровь… не думала, что когда-нибудь произнесу это слово, не сводит пристального взгляда с моего отражения.

— Догадалась, — выдавливаю из себя, отталкиваюсь от столешницы и иду к ее краю, чтобы взять тканевое полотенце с одной из полок металлического стеллажа, стоящего в углу комнаты.

— И историю нашу знаешь, да? — до меня доносится тяжелый вздох.

— Знаю, что вы никогда не хотели своего сына, — не выдерживаю.

Рвано вытираю руки, выбрасываю полотенце в специальное отделение на нижней полке и разворачиваюсь.

Как раз вовремя, чтобы заметить в глазах свекрови уязвленность, которую она скрывает под маской холоднокровности.

— Я совершила много ошибок… — женщина опирается бедром на столешницу.

— И главная из них: назвать собственного ребенка нежеланным? — перебиваю Раису. Яд так и льется из меня.

Я никогда не была так сильно зла, как сейчас. Не знаю, откуда берется такая ярость. То ли причина в девочках, то ли именно в муже. Даже несмотря на то, что у нас не клеится, меня охватывает самая настоящая печаль, когда я вспоминаю, через что Артему пришлось пройти в детстве.

— Ты не понимаешь… — ощетинивается женщина, складывая руки на груди.

— Нет, не понимаю, — сжимаю кулаки. — Я могу все понять. Понятно, что вы не хотели выходить замуж. Понятно, что от вас отвернулись родители. Понятно, что вам было тяжело, — выплевываю каждое слово. — Но при чем тут ваш ребенок? Как вы могли сказать такое про него?! — едва не перехожу на крик.