— И отправишься в пансион благородных девиц на перевоспитание, — хмыкает муж. — Или замуж тебе выдадут… не за меня.

В словах Артема нет ни капли жалости. Сомнений не возникает — Катенька для него ничего не значит. И из-за этого мне становится еще больнее. Если бы Артем влюбился в другую, понял, что без нее жить не может, то это было бы проще пережить. Но с Катенькой у него, явно, всего лишь… интрижка. На одну ночь? Или… на несколько. Как долго он с ней спит?

У Катеньки на лице отражается настоящий испуг, после чего она делает шаг к Артему, сцепляет руки перед собой, заглядывает мужу в глаза.

— Но я же люблю тебя… — бормочет заискивающе.

Артем шумно и как-то обреченно выдыхает. Не знаю, что он собирался сделать, но я не выдерживаю, опережаю его.

— Тебе не стыдно? — чуть склоняю голову набок. — Вроде бы, взрослая девочка, — окидываю Катеньку оценивающим взглядом, — симпатичная. Зачем тебе тратить время на чужих мужей?

— А что такого? — хмыкает Катенька, переводя бесцеремонный взгляд на меня. — Ты что приватизировала Артема? Я не имею права в него влюбиться?

— Или, может, тебя привлекает то, что он красивый и богатый? — перевожу на человеческий язык слова девушки.

Катенька на мгновение теряется, после чего коварно усмехается.

— А разве это все не часть Артема? — абсолютно невинно заявляет она.

У глаза ползут на лоб от такой наглости. Находиться поблизости с Катенькой становится противно.

Перевожу прищуренный взгляд на мужа.

— И на эту… — замолкаю на мгновение, подбирая нужное слово, но не нахожу подходящее, которое во всех красках описало бы девушку перед нами, поэтому просто продолжаю: — ты променял нашу семью?

Артем поджимает губы, сводит брови к переносице.

Явно, хочет что-то сказать, но я его опережаю:

— Разбирайся с ней сам, — разворачиваюсь. — Буду ждать в машине.

Но мне не удается сделать даже пары шагов, как до меня доносится стук каблуков и громкое “стойте”.

Голос, без сомнений, принадлежит не Катеньке, поэтому оборачиваюсь.

К нам спешит Валентина Петровна. Несется с такой скоростью, что ее лицо раскраснелось, а сама женщина запыхалась. Не сразу замечаю в ее руках стеклянную прямоугольную форму для запекания, в которой виднеются спагетти с мясным соусом. Паста?

— О, как хорошо, что вы еще здесь, — Валентина Петровна рядом с Катенькой. — Я слишком много приготовила, не хочется выбрасывать. А у вас дети. Вы их хотя бы накормите, — женщина протягивает мне форму. — Простите, я не нашла крышку, — ее щеки еще больше краснеет. — Но думаю, пленка подойдет, да? Вы же быстро доберетесь до дома?

В голосе Валентины Петровны слышится столько искренности и беспокойства, что я сама не понимаю, как тянусь к ней и забираю емкость с пастой.

— Спасибо, — произношу немного шокировано, не понимая, как Альберту Викторовичу могла достаться настолько милая жена. Пару мгновений не двигаюсь, приводя мысли в порядок, после чего снова бросаю взгляд на мужа. — Жду в машине, — смотрю на Валентину Петровну. — До свидания.

— Мы уйдем вместе, — Артем не дает мне сдвинуться с места, подхватывая под локоть. — Я тут закончил, — это, явно, предназначается Катеньке.

— Все равно, буду ждать тебя у себя сегодня вечером, — громко и самодовольно заявляет Катенька. — Я купила новое кружевное белье с подвязками. Красное. Как тебе нравится. Твоя жена все равно в очередной раз тебе не даст, а ты знаешь, какой мой ротик гостеприимный.

Из меня выбивает весь воздух.

Нет! С меня хватит. Вырываю локоть из хватки мужа. Разворачиваюсь к стоящим рядом женщинам. В один широкий шаг преодолеваю разделяющее нас расстояние.

— Простите, — с сожалением смотрю на Валентину Петровну и выворачиваю макароны прямо на голову Катеньке.

— Спасибо вам большое Александра Романовна, если бы не вы, не знаю, что делала бы, — сидя на стуле перед моим столом, со слезами на глазах на меня смотрит Елена, темноволосая женщина в легинсах и растянутой футболке, прижимая к себе новорожденного сына.

— Все хорошо, — улыбаюсь, возвращаясь на свое место. — Конечно, пневмония — это не самая приятная вещь и опасная, конечно. Но вы очень вовремя пришли, поэтому я сейчас выпишу вам лекарство, если до завтра легче не станет, то госпитализируем, — достаю рецепт, штамп. Откидываю высокий хвост, упавший на плечо, назад, беру ручку.

— А-а-а… — заикается девушка из-за сдерживаемых слез, по ее щекам бегут слезы, — точно нужно госпитализировать?

Замираю с ручкой, зависшей над рецептом.

Секунда, и улыбаюсь. Мамочки…

— Нет, — поднимаю голову, встречаюсь с заплаканными голубыми глазами. — Только если не будет улучшений, — с нежностью смотрю на нее. — Но у вас очень сильный мальчик. Не сомневаюсь, что он справится. Я сейчас выпишу рецепт. Уколы сможете сами сделать? Или…

Не успеваю договорить, как девушка меня перебивает: