И система была прорвана. Чего быть не могло.

Из чего можно сделать нехорошие выводы. Особенно с учётом всей ситуации.

Системы обороны были подавлены. Или отключены.

Терра Единства. Ромея. Константинополь. Малый Императорский дворец. 10 сентября 2015 года

Несостоявшийся Михаил Третий погиб. Следствие устанавливает причины трагедии.

Мария Первая умерла. Тут всё ясно.

Не добавить и не убавить.

Понятно, что объявили траур на целую неделю. Заупокойные службы в храмах всех конфессий и верований. Толпы молящихся за упокой её и его души.

Но Империя окончательно зависла в ожидании.

Терра Единства. Россия. Санкт-Петербург. Дворцовый мост. 13 сентября 2015 года

Мы шли за гробом. Точнее, за тремя. Второй, понятно, был просто с пеплом (что найдешь на пепелище термоядерного взрыва?), но в Великокняжеской усыпальнице для пустого по факту гроба тоже было подготовлено место. Честь к Чести. Традиция.

Как и третий гроб. Великая княгиня Мария Ивановна, убитая в ссоре своим высокородным мужем. Ляжет с могилу рядом с ним. Как говорится, и в здравии…

Идём по мосту.

Впереди, конечно, Вовка.

Мы в толпе позади. Понятно, что в элитной толпе, но в толпе. А мы с Диной и не рвались в первые ряды и на первые роли. Но Державные похороны в Петропавловской крепости Августейшей Особы – это святое. Красивая белая мраморная плита. Там недалеко, в храме, лежит под такой же плитой моё бренное тело.

Парадокс.

Я тут иду на могилу сам к себе. Это даже хуже, чем тебя по ошибке объявили погибшим и похоронили с почестями, а ты потом пришёл к «себе» на могилу, где написаны мои имя и фамилия. Чувства, может, и схожие, но абсолютно другие.

Он прожил мою жизнь, как надо. Как должно было быть. Ярко. Создал Великое. Я бы так не сумел. И когда я стою над его/своей могилой, я теряюсь в смеси чувств и пониманий. Почему он смог? Почему я не смог? Я там, под белой плитой или я тут? Смогу ли быть таким? Или нужно быть другим? Иным? В чём гримаса Истории и Воля Бога?

Диана сжала мою руку.

– Всё в порядке?

Киваю.

– Да, счастье моё.

– Я понимаю. Держись.

Вновь киваю. А что я могу сказать? Что вопрос не в Ба? Или не только в ней?

Слишком много потерь за последние дни. И вообще…

Терра Единства. Россия. Санкт-Петербург. Петропавловская крепость. 13 сентября 2015 года

Официальные траурные мероприятия завершены. Многие уже разъехались. Тишина вновь наполнила собор.

Мы с Дианой стояли с букетами цветов у могил. Дина у могилы Марии Благословенной. Я у своей собственной.

Я ли там под белой плитой? Безусловно. Как ни было бы стыдно это осознавать. Я нынешний – это уже совсем другой «Я». И физически, и морально, и мировоззренчески, и воспитанием, и образованием.

Я понимал лежащего в моём теле Михаила Великого, возможно, так, как никто его не понимал. Даже Благословенная. Она любила его, боготворила его, и это затмевало её восприятие. Моё восприятие шло через призму ревности к его заслугам и свершениям, было более критическим, но я его понимал. Восхищался ли? Тут спорно и сложно. И да, и нет.

Он Велик, вне всяких сомнений. Он истинный Творец нынешней Империи и современного мира. Но, безусловно, ошибок он наделал огромное количество. Человеку свойственно ошибаться.

Feci quod potui, faciant meliora potentes. Так мог бы он сказать. Я сделал, что смог, пусть те, кто сможет, сделают лучше. Так римские консулы заканчивали отчёт при окончании своих полномочий. Так мог бы сказать и Михаил Великий.

Сможем ли мы сделать лучше? Не знаю. Пока мы только теряем всё.

Мы с Дианой, не сговариваясь, почти одновременно положили свои букеты на холодный мрамор былого величия.

Терра Единства. Россия. Санкт-Петербург. Петропавловская крепость. 13 сентября 2015 года

– Дианочка, ты просто очаровательна. Как и всегда.

Вежливый кивок.

– Спасибо, дядя Федя. Рада была вас видеть.

Колючая усмешка.

– А сейчас уже не рада?

Улыбка, полная льда и скрытого яда:

– А сейчас я вообще в полном восторге.

Отношения Ухтомских с братом покойной императрицы Марии Первой были не самыми лучезарными, но обе стороны вынуждены были терпеть друг друга. Тем более что тут не бал и не по этому поводу собрались.

Фёдор Александрович поинтересовался вдруг: