— Прошу прощения, — перебивая, заговорил вдруг звонким голосом Ваня. — Вообще-то вы не имеете права так с нами разговаривать.

— Серьезно? А как я имею право с вами разговаривать?

— Вежливо, уважая гражданское достоинство. И вообще, вы не имеете права нас допрашивать. Мы несовершеннолетние, я хотел бы позвонить родителям.

Полковник отвечать не стал, просто посмотрел на Родзянко.

— Подойду через двадцать минут, когда начнете опрашивать, — мгновенно сориентировался уполномоченный по правам человека, покидая комнату.

— Хотел бы позвонить родителям, — едва закрылась дверь, карикатурно выговаривая букву «о», передразнил Ваню полковник. — Не имею права так разговаривать…

— Вы отказываетесь дать нам возможность позвонить? Вы превышаете свои полномочия, у вас будут проблемы.

— Ну обосраться просто, что ж делать-то теперь? — усмехнулся полковник, но тут же черты лица его изменились, выражение стало жестким. — Знаешь, сынок, в чем ваша главная проблема? Вы выросли без привычки получать по лицу. Вы вообще не следите за поступками, словами, как… как бессмертные какие-то! Мои полномочия таковы, что я сейчас команду дам и тебе хохотало в щепки разнесут, зубами плеваться будешь. Рот закрой, щ-щенок! — прерывая Ваню, хлопнул ладонью по столу полковник так сильно и громко, что Ярик рядом со мной аж подскочил.

— Если бы вы с самого детства уяснили, что за необдуманное слово или действие можно выхватить, в этом мире было меньше трагедий. У вас же шрамы как у Гарри Поттера не загораются, когда вы приближаетесь к опасной теме. Вы совершенно не просекаете потенциально опасные ситуации, как улыбающиеся ландыши, блаженные какие-то! Еще раз, для тугоумных: у вас есть двадцать минут подумать, потом начну вас вызывать по одному. Если поймаю кого на вранье, сразу на восемь лет строгого режима поедете.

— За что?

— Было бы за что, уже бы уехали. Идите, думайте! Несовершеннолетние, — сказал как плюнул полковник.

Нас развели по одиночным комнатам. Даже камерам, скорее: узкий пенал, кровать с панцирной сеткой без белья, тумбочка, в уголке металлическая раковина. Напоминало больничную палату, только в тюрьме. Здесь было ощутимо холодно, так что я сел на кровати, обхватив себя руками.

Двадцать минут давно прошли, за мной никто не пришел. Наверное, последним будут допрашивать. Но прошел по ощущениям час, два, три, за мной никто так и не приходил. Уже сильно хотелось в туалет, но на мои крики и стуки в дверь никто не реагировал. Подолбил минут пять еще, потом использовал раковину не по назначению. Санкций никаких не последовало — или за мной не следят, или допустимые нормы поведения.

Следующие часов десять или даже пятнадцать, по ощущению, я провел то свернувшись клубком на решетке кровати в попытке хоть как-то сохранить тепло, то приседая, отжимаясь и бегая на месте в попытке это тепло воспроизвести. Меня не кормили, не проверяли, за ночь — а меня здесь реально на ночь оставили, я весь извелся, чуть ли не на стены лез.

Когда лязгнул замок, почувствовал невероятное облегчение — уединенное заточение, а просидел я около суток точно, нервы серьезно расшатало. Отвели меня в уже знакомую допросную комнату. Лысого уполномоченного по правам не было, только полковник за столом. Выглядит совершенно также, как и вчера, а вот в действиях конвоиров изменения — усадив меня на стул, пластиковыми стяжками притянули ноги к ножкам, заведенные за спинку руки больно стянули на запястьях.

Не очень приятное начало, хотя нечто подобное я и ожидал — просто так в камере в течении суток не маринуют.

— Итак, Максим милф-файндер, — специально с двумя «ф» произнес мой ник полковник. — Капитан команды Эс-Дэ-Тэ-Эл. Как аббревиатура расшифровывается?

— Случайный набор букв. Придумали в шутку, когда команда больше на уровне идеи была.

— А вот твои товарищи говорят, что название означает: «специальный соус для твоего лица», просто вы второе «С» не произносите, но подразумеваете.

— Я по сути так и сказал.

— Тебе что дороже, печень или селезенка?

На вопрос я отвечать не стал, промолчал. Бей, беги, терпи — в Заводском, где словно в резервации сохранился дух нравов полувековой давности, можно было пропетлять разными способами. Но здесь и сейчас похоже вариантов нет, попал я крепко. Ни бежать, ни терпеть, сломает меня полковник скоро. Но тонуть, конечно, лучше с музыкой.

— Хотите анекдот расскажу?

Была надежда, что сейчас Панин засмеется, попросит рассказать анекдот, потом еще пошутим вместе — в общем, хотел максимально оттянуть время, когда меня начнут бить. Почему-то в том, что начнет, сомнений не было, он все эти реверансы просто для приличия водит, ему уже не терпится мне втащить — вот нутром чую.

Правильно догадывался, попытка потянуть время не удалась — полковник посмотрел на меня сузившимися от злобы глазами.

— Ты убил моего сотрудника.

— Не понимаю, о чем вы.

— Все ты понимаешь, ублюдок! — постучал полковник по листам с показаниями. — Ты видел, что один из моих людей без сознания. Почему не стал делать массаж сердца, а побежал обратно в салон?

— Потому что незадолго до этого ваши сотрудники меня избили. У меня ушибы еще горели, как шрамы у Гарри Поттера, я просто боялся к ним приближаться.