Шрифт:
Когда выхожу из уборной сворачиваю не в сторону танцпола, а в сторону запасного выхода. Сюда весь персонал выходит покурить.
Из сумочки достаю сигарету и зажигалку. Курю нечасто, поэтому пачки с собой не ношу. Говорят, огневикам полезно курить, сила лучше контролируется, но со мной это почему-то не работает, поэтому я редко вдыхаю никотин, потому что дымлю я и так профессионально.
Втягиваюсь, закрывая глаза под холодный колючий зимний ветер. Идет небольшой снег, оставляя на моем теле мурашки. Я вышла без шубы, и мне очень холодно, но мне хочется остудиться. Передохнуть. Хотела бы я совсем забыться в музыке или объятиях шикарного мужчины, но есть тот, кто заставляет сердце от страха падать вниз.
Но я никогда не подам вида, что боюсь этого ублюдка. Его боюсь не я, а та маленькая девочка, которой я была в свои двадцать один. Я постаралась забыть как можно больше с тех событий, и забыла все мелочи, время года, возраст, свою одежду, но не забыла, что случилось, и что я чувствовала.
Выдыхаю дым от сигареты и свой собственный от нервов.
— Астра, давай уйдем? — чувствуя мое состояние, спрашивает Кайли.
— Все нормально, на меня даже коктейли еще не подействовали, а там такая музыка шикарная, я обязана еще раз зажечь танцпол, — игриво говорю ей, ровно за секунду до того как она начинает щетиниться и вставать в оборонительную стойку.
Сразу же напрягаюсь, стараясь почувствовать лисьем чутьем опасность, и чувствую ее, на секунду замирая от ужаса.
— Астра, уходим, живо, — рявкает Кайли, когда из угла появляется двое дружков Арчера.
Я разворачиваюсь и вижу, как из другого угла выходит сам Арчер. Интересно, где его братья, которые явно более вменяемые, чем эта троица.
Это очень плохо. Ничем хорошим не закончится. Для нас точно.
Принимаю решение добежать до выхода, но меня жестко перехватывают за предплечье.
— Отпусти, тварь, — ядовито цежу со всей ненавистью, здесь играть не перед кем.
Кайли кидается и кусает Арчера, тот шипя убирает руку, но не надолго. С молниеносной скоростью гепард Арчера (чье имя я тоже хорошо помню — Севир) сносит Кайли, заставляя меня рвануть к ней, но меня цепляют те два дружка беловолосого ненавистного мне человека.
— Падонок.
— Ну ты и сучка, конечно, Астерия. — Неадекватно улыбается Арчер, подходя все ближе.
Я вырываюсь, смотрю на то, как Кайли одна против трех тотемов разных размеров, как они ее кусают, чувствую как ей больно и не могу помочь. Она вошла в полутрансформацию, но так как я не овладела стихией, она не может полностью стать огненной.
— Цветочек мой, — вспоминает прозвище, которым называл меня, — Или как там сейчас? Снежинка?
Я плюю ему в лицо, когда его лицо искажает гримаса ярости.
— Ненавижу, — выплевываю угрожающе.
— Как же так, цветочек? Ведь ты так любила меня, на все была готова, была такой покорной, нежной, — проводит по моей щеке, и я отварачиваюсь, скалясь в отвращении. — А уже второй раз выставляешь меня тряпкой перед друзьями и братьями. Стоит тебе напомнить, почему коалицию все боятся? — жестко берет мое лицо, сжимая челюсть, а я думаю лишь о том, как бы не заплакать.
Он не должен видеть меня ту, слабую и беспомощную, нельзя, иначе будет только хуже. Нельзя дать вырваться старым ранам, которые до сих пор не превратились в шрамы.
— Ты пожалеешь, сильно пожалеешь, — шепчу, гадко улыбаясь.
Он резко отпускает, отчего голова поворачивается в сторону. Боже, ну как же я умудрилась с ним связаться.
Смотрю в сторону на Кайли, которая все еще дает отпор троим тотемам, и хоть выглядит жутко потрёпанной, все еще держит удар.
Ловит мой взгляд, он выглядит отчаянным, но воинственным. Сердце сжимается от того, что мой тотем так страдает. Воздух вышибает из легких.
«Мы выйдем отсюда, Астра, ничего не будет, мы справимся» — говорит она, а я чувствую, как она вспоминает тот кошмарный день, когда досталось и ей.
Сказала она, когда два, похоже тоже обдолбанных, рослых парня начали меня толкать из стороны в сторону.
— Отпустите, идиоты, — начала вырываться я.
— Ты плохо понимаешь, Цветочек, официального разрыва наших отношений не было, так что можно сказать, что ты мне изменяешь, — гадко и бешено улыбается.
Он явно нажрался какой-то серьезной наркоты, влияющей на мозги. Хотя я не уверенна, что это из-за этого, он всегда хотел причинить мне боль.
— Я столько для тебя сделал, а ты так со мной поступила! — осуждающе поцокал, с удовольствием наблюдая, как меня начали лапать его дружки.
— Что? Что ты сделал для меня хорошего? Ты практически убил меня! Опоил, и кинул своему дружку, отдав во всеиспользование, а потом и сам присоединился. Я не сломалась, не покончила жизнь самоубийством. Я даже не засадила тебя, ублюдок. Я была лишком сильно в тебя влюблена, и только поэтому ты не понес наказания!
— Ой, ну как ты все это преподносишь! Всегда ты так, Цветочек! А как ты хотела расплачиваться за огненные фрукты, м? Или ты думаешь, что там все как на рынке? Пришел, купил, ушел. И забыли. Не-е-ет, детка, — снова этот безумный взгляд, — ты сама влезла в эту грязь, я просто тебя не останавливал. Да и вообще, ты была шикарна в тот день. Не могла ни рот открыть, не двинуться, одно удовольствие иметь с такой тобой дело, — скалиться он, когда я не выдерживаю и начинаю рыдать.