Шрифт:
Но не важно.
Пусть хоть затрахается с ним. Ведь для таких, как Царёва, люди и их чувства не важны. Значение имеют только удовлетворение собственных желаний и прихотей, притом самыми низменными средствами.
— Поехали, — излишне громко произношу. — Мне здесь не рады
Не поворачивается. Но ее поникшие плечи и опущенная голова мне говорят больше, чем ее стервозные ужимки.
Глава 18
Настя
— Ты какого хрена вернулась? Ты думаешь, я рад твоему возвращению. Прыгать буду до потолка. Месяц прошел. Я только успокоился. Забывать тебя стал. А ты снова на пороге моей комнаты. Зачем, Царева?
— Зверюга, ключи от машины верни!
Не за этим я, конечно, пришла. Но пусть будет так…
Пусть ненавидит. Пусть считает лгуньей. Жестокой стервой.
Но я не буду извиниться. Потому что не за что…
И тем более не буду оправдываться. Потому что я сделала всё правильно.
И пусть его тяжелый взгляд изучаем меня, я не скажу, что пришла, потому что скучала. И пусть руки тянутся к нему, а сердце скулит от тоски, я не приближусь, не обниму и не поцелую.
Я развернусь и уйду. Потому что так нужно. Потому что ко мне снова приставлены люди отца. Потому что я невеста Никиты Зорина.
— Спасибо, — хватаю ключи.
Последний взгляд и мне пора. Ник с охранником ждет во дворе общежития.
— Это всё! — рассержено гремит и хватает за предплечье. Разворачивает к себе и испытывающе смотрит прямо в глаза.
Молчу. Не вырываюсь. Мне нечего сказать. Но хочется еще немного побыть рядом с ним.
Но мое желание не совпадает с желаниями Зверюги. Он бесится. Его злит мое бездействие, моё напускное равнодушие и холодность. Глаза свирепеют больше и больше с каждой секундой, а рука крепче и крепче сжимает мое предплечье.
— Мне больно… — произношу, но он лишь усиливает хватку.
И даже если эта боль едва ощутима, она детонирует во мне. Я не могу еще ему позволить причинять мне физическую боль.
Мое тело не боксерская груша, а я не безмолвная кукла.
— Зверюга, убери свои лапы, — гневно цежу сквозь зубы. — И если ты еще хоть раз притронешься ко мне, я прикажу сломать тебе руки.
В ответ он притягивает меня к себе и целует. Как раньше. Страстно, глубоко, грубо.
— А за это можешь приказать набить мне морду, — шепчет, лишь немного отстранившись от моих губ. — Насть, я скучал… Очень…
Каждое слово отражается в моем сердце болезненным спазмом. Так не должно быть. Не сейчас. Нельзя.
— Стас, не нужно… — говорю уверенно, но оторваться от него не могу. Глазам нужны его глаза, губам — его губы, а телу — объятия, в которых я чувствую себя в безопасности.
— Насть, я хочу, чтобы между нами всё было как прежде, — продолжает говорить Зверюга, прижимая меня к себе и касаясь своими губами моих губ. Это не поцелуй, а именно касание. Такое легкое, чувственное и дразнящее, что по коже мгновенно побежали мурашки.
— Как прежде уже не будет, — я знала это наверняка. — Стас, за этот месяц много чего изменилась…
— Что изменилось? — вопрос, на который я не хотела отвечать, потому что мои слова и чувства прямо сейчас шли в противовес друг другу. Поэтому я упорно молчала. — Насть, ты только что целовала меня. Целовала как прежде, а может с еще большей отдачей. Я же чувствую, что тебе хорошо со мной. Хорошо не только в постели. Хорошо просто вот так рядом со мной. В моих объятиях.
— Стас, ты сам решил, что нам нужно расстаться, — шептала, опустив глаза. Не могла смотреть на него. Боялась, что он прочтет там правду. Боялась, что потеряюсь под его взглядом и не смогу сделать то, что должна.
— Это было ошибкой. Насть, поверь, у меня была веская причина. Я расскажу тебе, но потом. Сейчас давай забудем. Давай вернем всё назад. Я хочу, чтобы снова ты и я были вместе.
Это удар на отмажь. Слишком болезненный и острый. Удар, на который я должна ответить так же остро.
— Зверюга, теперь я тебе говорю «нам нужно расстаться и не на время, а навсегда», — ощущаю, как он напрягается в моих объятиях, но я не щажу — я добиваю. — Я с Ником. Я тебе говорила, что много чего изменилось за этот месяц. Сейчас мы с Зориным встречаемся.
На последних словах вылетела из комнаты, даже не взглянув на него. Это выше моих сил дожидаться его презрительного, гневного взгляда. Схватила оставленный в коридоре чемодан с вещами и направилась к выходу. Больше меня в общаге ничего не держит. Со Зверюгой я попрощалась. Богданова сломала ногу и уехала домой. А больше у меня здесь никого нет. Я так и не завела настоящих друзей, кроме Катюхи. Хоть компания, с которой я тусила, была большой, но она не моя. Я шла как дополнение Зверюги или Богдановой, но точно не как отдельная личность.