Однако уже совсем скоро ситуация в корне изменилась. Конь-здоровяк начал замедлять ход, и вдруг как-то обессилел и совсем уже отстал. Теперь он плелся едва ли не позади всех, беспомощно оглядываясь по сторонам и то и дело фыркая, как будто ему что-то мешало. Зато неказистая и невзрачная лошадка, выбранная нашим журналистом, резко вырвалась вперед, и, обогнав всех своих соперников, прибыла к финишу самой первой!

– Вот это я и называю скачками, мужики, – расплылся в довольной улыбке журналист.

Ну а реакцию остальных болельщиков трудно было описать словами. Такой смеси криков отчаяния, матерных ругательств и проклятий мне не приходилось слышать уже очень давно. Похоже, весь ипподром действительно поставил на того скакуна, и мы с журналистом оказались если и не единственными, то уж точно в меньшинстве.

После торжественного похода в кассу выяснилось, что вместо вложенной десятки, которую я одолжил для ставки, у Сени в руках оказался уже тридцатник.

– Вот это я понимаю! – довольный победой, воскликнул он. – А еще можно на следующий забег поставит?

– Нужно, – подтвердил наш новый знакомый.

Сеня задумался, видимо размышляю, отдать ли мне червонец сейчас или вложить все тридцать рублей в оборот.

– Че думать, Сень, если раз прокатило, то не факт, что в следующий раз снова прокатит, – пояснил я.

– Мих, а если все-таки прокатит снова? – зашептал он мне на ухо.

Я задумался: что с ними теперь делать? Можно, конечно, просто взять и уйти, оставшись в трехкратном выигрыше, но наш новый товарищ замолвил слово.

– Мужики, следующий забег вообще на верного будет ставка. Но там если ставить, то по-крупному – стольник.

– А если ставка не зайдёт? – Я приподнял бровь.

– Если не зайдёт, то это уже мои проблемы будут, я со своего кармана отдам, – с этими словами он с многозначительным видом приоткрыл свой карман, где был целый пресс советских рублей.

Неплохо так журналисты на скачках поднимают.

– Слово даю! – заверил он, протягивая мне руку.

Слово, конечно не воробей, но вот таких как он слово чаще всего ничего не значит. Однако Сеня и Лев уже насели на меня.

– Миха ну займи, ну пожалуйста.

Я спокойно пояснил ребятам, что на своих ошибках учатся только дураки, а бабки они могут потерять. и те деньги, которые им дали родители с собой на сборы и на первенство РСФСР, они могут проиграть.

– Да ниче страшного! – отмахнулся Лёва.

Хозяин барин, хочется пацанам проверить свои силы и попробовать приумножить выигрыш, пусть пытаются. Но одалживать деньги я никому не стал. Хотят ставить – пусть ставят выигранные тридцать рублей.

– Дерзайте, – подмигнул я.

Наш новый знакомый, конечно, покрутил носом, но согласился.

– А нет больше! – заверил я, хотя в моем кармане лежали деньги, вырученные с продажи икры.

– Как знаете, просто это последний забег, – все так же спокойно и, кажется, даже равнодушно пожал плечами наш маргинал. – И я точно знаю результат. Могли бы и крупный куш взять.

– Ми-и-их? – насел на меня Сеня. – Ну дай!

– Дай уехал в Китай, – отрезал я.

Мужичок взял деньги, сунул в карман и пошёл делать ставку.

– Эй! – я встал с места и догнал нашего соседа.

– Чего? – обернулся тот.

– Учти, – отчетливо сказал я, – если надумаешь пацанам голову дурит – по шапке получишь. Причем не так, как шпана щекочет, а по-настоящему! Не зайдёт ставка, значит не зайдёт, голову только не дури, а не первый раз на скачках.

– Да не вопрос, – журналист сделал обиженное лицо. – Я в жизни никогда никого не обманывал. Это не мой подход!

С этими словами он удалился в сторону кассы.

– Сеня, – обратился я к приятелю, – а сходи-ка в сторону кассы, присмотри за нашим пассажиром. Что-то у меня легкое беспокойство по поводу его нескромной персоны.

Сеня отправился вслед за нашим журналистом. Я стоял, задумчиво глядя на ипподром, и думал о том, как бы поблизости не оказалось кого-нибудь из наших динамовцев. Не хватало еще, чтобы Григорию Семеновичу доложили о том, что трое его боксеров ходили на ипподром играть на скачках! Ничего противозаконного в этом, конечно, нет, но возмущаться потом Семёныч будет полдня.

Кстати, о скачках! Забег уже начался, а ни Сени, ни нашего журналиста-кассира-игрока нигде поблизости видно не было.

– Слушай, – обратился я к Леве, – пойдем-ка сходим наших друзей у кассы проведаем.