Проснулась уже ближе к вечеру. Длинные косые солнечные лучи пронизывали комнату насквозь, высвечивали танец пылинок над кроватью и рисовали замысловатые узоры на стенах. Я долго лежала с открытыми глазами, пытаясь найти в себе силы, чтобы встать. Нет, мне уже не было плохо. Даже кашель ушёл. Скорее было просто никак. Я чувствовала себя опустошённой и выжатой досуха. Живой наполовину или даже на треть. Пылинки перед глазами кружили в золоте закатного солнца, и больше всего на свете мне хотелось стать такой пылинкой и унестись вдаль – туда, куда подует ветер.

Я устала.

Устала приспосабливаться, бояться, переживать, нервничать… и играть чужую роль. Понимала, что никому не смогу рассказать о том, что я – не Лалисса, но устала ею быть и платить за то, что оказалась на неё похожа. Ей мне тоже безумно хотелось отомстить, но я не знала как.

Когда солнце скрылось за горизонтом и сумерки тонкими струйками потекли по комнате, я так и не поднялась с постели. Стоило принять душ, попить воды, оросить золотым дождём золотой унитаз, но я не хотела. Ничего не хотела.

Уже ночью нашла в себе силы сесть на постели и принялась одеревеневшими чужими пальцами расплетать десятки косичек, что кона Дарлегур заплела мне перед торжественным вечером. Они все спутались и растрепались, мышцы рук быстро уставали от усилия, но я смогла закончить и даже расчесалась. А потом завалилась в постель и проспала до самого утра.

На рассвете меня разбудил стук. Из-за двери раздался хорошо знакомый женский голос:

– Лалисса, Мейер вернулся. Он уже знает обо всём, что произошло, и придёт к тебе, когда посчитает нужным.

Я поднялась с постели и со всей доступной расторопностью кинулась в ванную. Быстро вымылась, даже зубы чистила под душем, чтобы не терять времени. Мне нужно было поговорить с Мейером, пока он не принял окончательного решения, пока не прошло первое потрясение от новостей.

Торопливо одевшись, я выскользнула из своих покоев и направилась к парадному входу. Но там было пусто. Выглянула во двор – на крыльце натоптано, значит, они уже внутри.

– Ты ищешь Мейера? – спросил подошедший со спины коротко стриженый юноша, кажется, самый младший сын семьи.

– Да. Где его спальня?

– Второй этаж, правый коридор. Третья дверь налево, – подсказал он, оценивающе рассматривая меня, а затем зло добавил: – Правильно мама сказала: шлюха.

Слово болезненно ужалило изнутри, но отвечать я сочла излишним. Непринятое оскорбление принадлежит оскорбившему. Я знаю, что не изменяла Мейеру. И он это тоже узнает. А своей насмешкой этот маленький засранец ещё подавится. Ему я клятв я не давала, так что наябедничаю со всем возможным удовольствием, пусть ему Мейер потом контуженного ежа вставит в то место, которое свербит.

Нужные покои нашла легко. Дверь оказалась приоткрыта. Я осторожно постучала, обозначая своё присутствие.

– Можно?

Мейер, одетый в расстёгнутую рубашку и домашние штаны, стоял ко мне спиной и жёг запечатанное в конверт письмо. Кажется, я даже успела ухватить взглядом надпись «Лиссе», прежде чем бумага потемнела, ласкаемая рыжими язычками пламени.

– Да. Входи.

Его голос был пустым и сухим. Этот тон отозвался внутри болью. Хотелось кинуться ему на шею и поцелуями убеждать, что всё было совсем не так, как он думает.

– Мейер… То, что тебе рассказали – ложь. Я бы никогда не стала изменять. Я не знаю, что случилось, как и чем я заболела, но клянусь тебе, что ни с кем другим я не была.

Он даже не обернулся ко мне, его массивный силуэт ярко выделялся на фоне пылающего в лучах рассвета окна. Я подошла ближе и дотронулась до плеча вилерианца. С влажных после купания волос капала вода, и воротник рубашки намок. Мейер смотрел, как над подсвечником догорает письмо, а когда чёрный пепел осел на желтоватую восковую свечу, обратил горящий болью взор на меня:

– Видимо, я виноват сам. Ты красноречиво заявляла о том, что тебе нужно, а я тебе отказывал. И ты нашла того, кто не отказал. Ты же не знала, что заболеешь.

– Мейер, не говори так. И не заставляй меня чувствовать себя виноватой за то, что я смело говорила о своих желаниях. Это всё сейчас не важно. Важно то, что я тебе не изменяла. Я не знаю, кто меня оговорил…

– Оговорил? – со злой насмешкой переспросил вилерианец. – Лисса, нет смысла лгать и отпираться! Ты нашла другого. Так иди к нему! Иди! Зачем тебе я? К чему этот разговор?