Шрифт:
Продолжая бормотать себе под нос, она исчезла в глубине двора.
Николай вновь почувствовал себя маленьким мальчишкой. Ежовка, бабушка, кипящий самовар… Вот сейчас появится Маня и заговорит скороговоркой: «Гришка у батьки деньги украл».
Может, она что-нибудь знает, подумал он, может, спросить у нее? Но тут же отказался от этого, вспомнив бессмысленный взгляд слабоумной. Вряд ли она поможет. Да и грех беспокоить больного человека. Вот он, Пименов клад. Николай ещё раз окинул взглядом пятистенок. Громадный домина!
— Пошли, — незаметно появившаяся Вера взяла его за руку. — Я знаю, что надо делать.
…Они сидели на крыльце бабки Матрены и спорили. Вернее, спорил один Николай.
— Нет, — он непонимающе мотал головой. — Это ничего не даст. Столько мороки, а результат…
— Надо действовать последовательно, — не соглашалась Вера. — Зачем мы пошли к этой Глафире? Чтобы узнать, в каком году был приобретен дом. Так?
— Так.
— Я тебе ещё раз говорю, что существует возможность узнать это другим образом. Архивы…
— Вера, ты сама очень убедительно недавно говорила, что прошло очень много лет. Почему сейчас твердишь другое? Какие архивы, какие могут остаться документы?
— Да ты что?! — возмутилась Вера. — Сразу видно, что никогда дела с этими конторами не имел, уж с чем другим, а с бумагами у нас полный порядок. Это же не что-нибудь купить-продать. Это — собственность. Дом! — со значением произнесла она. — Вспомни, какой при Хрущеве учет был, сам в деревне летом жил, видел, как наши бабки овец да поросят от чиновников прятали. За каждую лишнюю голову налог драли, а тут — дом продать! В городе есть бюро технической инвентаризации, при каждой купле-продаже справка составляется. Такие бумаги могут быть и в администрации поселка.
Николай, открыв рот, смотрел на Веру.
— Никогда бы не догадался. Только, — он замялся, — в 64-м году уже Брежнев у власти был.
— Это не важно. Запись в бюро инвентаризации должна остаться. Найдем!
Договорились, что в администрацию поселка обращаться не стоит, лучше в город съездить.
— Это мне проще, — сказала Вера. — Знакомая там есть.
Она уехала, пообещав завтра вернуться, а Николай и Малыш остались в Степаниках.
Колька вызвался помочь бабке Матрене по хозяйству.
— И, милый, какое у меня сейчас хозяйство, сенокоса нет, корову не держу, молоко сама у соседки беру, когда надо. Хочешь, забор вон почини, чтобы собаки да куры не лазили. А то пока Петьку дождешься, совсем развалится.
С забором провозился до вечера. Гнилое все, одно трогнешь, другое само валится.
Скрипнула калитка, в дом вошла крепкая женщина с тяжелой сумкой.
— Коля, иди сюда, — через несколько минут раздался из открытого окна голос бабы Матрены.
Войдя в дом, он увидел бутыль самогона, литров на пять.
— Ничего себе! — ахнул он.
Оказывается, бутыль принесла соседка, которую звали Петровна, на сохранение.
— Я для дела вино выгнала, этому дай, тому дай, сама знаешь, водки не накупишься (Николай помнил, что вином здесь называли самогон), а мой узнает, не отвяжется, пока все не высосет, — жаловалась Петровна бабке Матрене. — У меня сегодня день ангела, между прочим. Дай, думаю, зайду к соседушке, посидим, поговорим.
— И то дело, — согласилась бабка Матрена, — только мне для веселья одной рюмки довольно.
— И мне столько же, — засмеялась Петровна.
— А тебе хватит стучать, — обратилась бабка Матрена к Николаю. — Сходи на пруд, рыбку поуди, Петькина удочка в кладовке валяется.
— Да я давно не ловил, — стал отказываться Колька.
— Эх, хвост, чешуя, не поймал я не …уя! — пропела Петровна, подмигнув Николаю.
— Да будет тебе, — остановила соседку бабка Матрена и снова присоветовала гостю: — Сходи, сходи, а на дорожку вот, прими лафитничек.
Она поставила перед ним расширяющуюся кверху граненую рюмку на ножке. Такая рюмка, помнил он, была и у бабушки Мани.
— Спасибо, — смутился Николай. — Только, извините, пить я не могу.
— Врачи, что ль, запретили? — удивилась бабка Матрена.
— Да. — Врать пожилым женщинам было неудобно, но он решил держать себя в руках. Хватит, выпил свое!
— И правильно, — подхватила соседка. — Не пей. Надо же, встречаются еще, оказывается, непьющие мужики! Мой как на рыбалку вырвется, так грязь грязью притащится. В дом тогда не пускаю, на веранде дрыхнет или на сеновале.
— Он и без рыбалки…
— Это точно, — опять засмеялась Петровна. — Куда его, черта, девать?