Приблизившись к художнику, сопровождающий Истому и Паллавичино обладатель чёрного плаща заметно оживился.

— Приветствую тебя, маэстро Робусти [28] , — произнёс он, почтительно склонив голову.

Маэстро отреагировал не сразу. Несколько мгновений он продолжал смотреть на своё творение, потом медленно повернул голову в их сторону. Но взгляд его был туманным — мысли художника по-прежнему оставались где-то там, в горних высях, где рождалось задуманное им — нечто, пока нерукотворное. Ничего не сказав, он отвернулся и продолжил созерцание заготовки будущей картины.

— Пойдёмте, пойдёмте, — заторопился сопровождающий, — не будем мешать маэстро.

Пройдя огромным залом, они продолжили свой путь по дворцу. Наконец, миновав очередные двери, оказались в небольшом зале. Украшающие его картины не заинтересовали Истому. В обстановке помещения, несмотря на обилие обычных для Дворца дожей картин и позолоты, было нечто, дающее понять, что оно создавалось не ради помпезности или желания произвести впечатление на гостей, а в сугубо прагматичных целях. Красивости не отвлекали от делового настроя, изящные столы и стулья были расставлены таким образом, чтобы ведение переговоров было удобным для обеих сторон. И самое главное, за столом у левой стены сидел сильно пожилой человек, одетый в богатые одежды, манера держаться которого явно говорила о большой власти, сосредоточенной в его руках. Рядом стоял одетый в синий плащ мужчина средних лет и говорил ему что-то. Истома не успел расслышать, о чём именно, так как только носитель чёрного плаща ступил через порог, он замолчал и посмотрел на дверь. Обернулся и сидевший.

Дожу Николо да Понте было восемьдесят лет. За долгую жизнь повидал он изрядно: в юности получил степень доктора медицины, а позже, удачно вкладываясь в торговые операции, скопил большое состояние. Венецию он возглавил лишь три года назад, и теперь торговая республика была на распутье. Она сильно нуждалась в ведущих на восток торговых путях, которые находились под полным контролем Османской империи. Произошедшая девять лет назад битва при Лепанто, в которой объединённый католический флот наголову разбил турок и алжирских пиратов, из-за противоречий между католиками не решила проблемы. Турки на удивление быстро сумели оправиться от разгрома и построили новый флот. И вот теперь дож думал: то ли договариваться с ними, то ли воевать. И то и другое решение предполагало большие расходы: в первом случае — на подкуп османских визирей и последующее отчисление в турецкую казну части прибыли, во втором же главной статьёй расхода стали бы затраты на ведение боевых действий. В одиночку Венеция не справится, поэтому следует искать союзников, чтобы переложить на них хотя бы часть бремени военных расходов. Русское царство, по мнению да Понте, хорошо подходило на эту роль. Ударив по турецким крепостям у Чёрного моря и по Крыму, она сможет оттянуть на себя значительные силы османов, что облегчит действия католического флота и страдиотов, самой боеспособной части венецианской армии. А там — как бог даст. Удастся ли взять под контроль и удерживать торговые пути или заключить мир на выгодных для республики условиях — кто знает. И то и другое пойдёт на пользу Венеции. Главное, чтобы русские согласились!

Дож, увидев вошедших, поднялся и приветствовал русского посланника стоя. Он был одет в пурпурный камзол и укутан в расшитую золотом парчовую мантию. Голова покрыта красной островерхой шапкой с золотым же шитьём. В хорошо натопленном по случаю зимнего времени Зале коллегий, где происходила встреча, это казалось лишним, но того требовали обстоятельства: нечасто Венецию посещают посланцы русского царя. К тому же, учитывая, чего от этой встречи ожидал да Понте, следовало произвести впечатление. Кроме этого, по причине преклонного возраста дож сильно мёрз, и только тёплая одежда и жаркая печь спасали его от озноба.

Отпустив сопровождавшего русского посланника распорядителя и приняв из рук Истомы письмо, Николо да Понте осведомился о здоровье царя Ивана, попросил на словах передать ему наилучшие пожелания, после чего пригласил сесть и сам опустился на мягкий стул с резной спинкой, передав послание помощнику. Тот, мельком глянув на печать, открыл письмо и принялся читать. "Вона как тут всё, — подумал Истома, — человек, языки знающий, есть, который не только слова перетолмачивает, но и грамоту нашу знает".

Из-за преклонного возраста дож не мог долгое время стоять — от этого у него дрожали ноги и кружилась голова. Поинтересовавшись, как посланник с товарищами выстоял в схватке с разбойниками, сочувственно закивал головой: да-да, разбойники порой встречаются в береговых владениях Венеции, но доблестные страдиоты всегда приходят на помощь путешествующим. И совсем скоро с этим злом будет покончено совершенно. Истома в свою очередь осведомился о здоровье правителя Венеции и тоже пожелал ему долгих лет. Оба, приглядываясь друг к другу, старались поскорее покончить с формальностями.

Помощник, прочитав послание, склонился к дожу и что-то прошептал ему на ухо. Тот, благосклонно улыбаясь, произнёс по-итальянски:

— К чему эти тайны, Альберто? Говори в полный голос, мы ничего не должны скрывать от господина посланника русского царя.

Верно определив род занятий Паллавичино, дож обратился к нему:

— Русский посланник владеет каким-то языком кроме родного?

Паллавичино поклонился сначала дожу, потом Истоме и перевёл вопрос.

— Говори как есть, — велел Шевригин.

Паллавичино поклонился ещё раз и произнёс:

— Кроме родного языка господин Истома Шевригин немного знает латынь, и больше ничего.

Выражение лица дожа не изменилось. Он улыбнулся Шевригину и сказал на латыни:

— Значит, господин посланник, мы с вами сможем беседовать и без переводчика.

Истома наморщил лоб, показывая, с каким трудом он подбирает слова неродного языка, чтобы составить из них связную фразу:

— Иногда это возможно, но лучше говорить через людей, лучше знающих языки.