Военный лагерь Речи Посполитой представлял собой скопище разноплеменных солдат, которые к тому же исповедовали разные религии. Если поляки были, за очень немногочисленным исключением, католиками, то у литовцев имелось немало православных. Правда, это обстоятельство не делало их русофилами. Православные литвины являлись верными подданными своего короля и с поляками никогда не конфликтовали. Польских протестантов было мало, и к их иноверию католики относились как к безобидному чудачеству. Одни вон любят себя золотыми побрякушками украшать без меры, другие у себя в имении выкопают пруд и устраивают на нём потешные морские сражения между крепостными, третьи — протестанты. Странно это, даже глупо, но если королю верен и боец добрый, то можно простить. Венгры, поголовно добрые католики, держались несколько особняком, поляков не задирали, но и те, зная о вспыльчивости мадьяр, старались поддерживать с ними мирные отношения.

А вот немцы, которые в большинстве были набраны в Ливонии и других лютеранских землях, основательно раздражали поляков. Впрочем, и сами немцы нередко относились к последним с нескрываемым презрением. Поэтому в лагере часто вспыхивали стычки между поляками и немцами, часто по ничтожному поводу. В этом Поссевино убедился спустя всего два дня после прибытия в польский лагерь.

Как-то легат прогуливался по лагерю в обществе коронного канцлера Яна Замойского. Поссевино после посещения Вильно очень ценил его, видя глубокий ум и решительность польского магната, беспристрастно оценивающего политическую обстановку и действующего исходя не из сиюминутных предпочтений, а из долгосрочных интересов Речи Посполитой.

— Мир с Московией не будет предательством, — убеждал иезуит канцлера, — пусть даже не слишком дальновидным людям сейчас кажется именно так. В случае удачи они станут католиками, и у поляков будет значительно меньше поводов воевать с русскими. Если же упорно стоять на своём, не принимая во внимание меняющиеся обстоятельства, можно потерять многое. Куда большее, чем то, чем можно поступиться сейчас. Пусть не сразу, но в будущем это вполне вероятно.

— Соглашусь с тобой, отец Антонио, — отвечал Замойский, — но ты не понимаешь некоторых важных вещей. После того, как Люблинская уния предоставила шляхтичам огромные права, управлять государством стало очень сложно. Право Liberum veto [174] способно остановить работу сейма, чем и пользуются авантюристы. Кроме этого, король чувствует всю неустойчивость своего положения и вынужден оглядываться не только на магнатов, но даже на малопоместную и безземельную шляхту. Он очень ограничен в возможностях. Даже если я сумею донести до него твоё мнение, он десять раз подумает, следовать ли ему в русле политики Святого престола.

— Мне показалось, что шляхта готова носить своего короля на руках, — возразил Поссевино. — За время, прошедшее после коронации, он сделал для Речи Посполитой очень много.

— Да, — согласился Замойский, — это так. Но всё время после его коронации Речь Посполитая воевала, и Баторий сумел в полной мере проявить свой полководческий талант.

К сожалению, в политике и в деле управления государством в мирное время он понимает немного. А ведь управлять шляхтичами, у многих из которых есть только усы, сабля и спесь, очень сложно.

Его внимание отвлёк шум, раздавшийся неподалёку. Замойский и Поссевино повернули головы. Не меньше тридцати человек, в которых можно было по одежде и боевому снаряжению узнать поляков и немецких рейтар, били друг друга всеми имеющимися в их распоряжении средствами — палками, камнями. Солдаты били друг друга в лицо, пинались, кое-кто уже вытащил из ножен сабли, и из свалки раздавался лязг железа. Замойский побагровел.

В это время к месту драки бегом приблизилась полусотня венгерских копейщиков, возглавляемая командиром в вишнёвом берете с потрёпанным петушиным пером. Венгры стали чрезвычайно ловко разгонять дерущихся, нанося удары древками копий. Кое-кто попытался сопротивляться, но таких быстро скрутили и связали руки, не разбираясь, поляк это или немец. Остальные, видя бесполезность сопротивления и особенно после того, как заметили, что за ними наблюдает Замойский, резво разбежались. Канцлер и Поссевино подошли к венграм. Франтоватый командир отсалютовал Замойскому саблей.

— Приказываю! — совершенно спокойно произнёс Замойский, хотя Поссевино видел, что он находится в последней стадии бешенства. — Разобраться как следует, что здесь случилось, найти зачинщиков и доставить ко мне. Немедленно.

Молчаливый командир венгерского отряда кивнул, ещё раз отсалютовал канцлеру саблей и дал своему отряду команду удалиться, уводя и связанных — двоих поляков и одного немца.

— Стой, — сказал Замойский, постепенно успокаиваясь.

Венгры остановились, и канцлер, подойдя к задержанным драчунам, оглядел их. На немца он внимания не обратил, но поляков рассматривал пристально. Оба были в некогда довольно богатых, а сейчас драных и грязных одеждах, но смотрели прямо и дерзко. Без сомнения, оба принадлежали к бедным шляхтичам, ранее имевшим возможность купить приличную одежду, но затруднения с деньгами не позволили поменять её по мере износа.

— Из-за чего драка? — спросил Замойский, глядя в упор на ближнего к нему шляхтича.

Тот ухмыльнулся:

— Не знаю. Наши пошли с немцами драться.

— Лошадь надо было напоить, — вмешался второй. — А немец не захотел уступить поляку место у колодца.

— Если немец пришёл первым, почему он должен уступать? — спросил Замойский.

— Гоноровый шляхтич никогда не будет вторым после чужака.

— Понятно, — произнёс Замойский и кивнул командиру венгров: — Ступайте.

Глаза его снова стали круглыми от бешенства.

— Скажи, отец Антонио, — произнёс Замойский, когда отряд удалился, — можно ли допускать это быдло в сейм? Пусть они хорошие бойцы, но в делах государственного управления разбираются не больше, чем свинья в картинах великого Леонардо. А при избрании в сейм они одним своим словом могут прекратить рассмотрение важнейших государственных вопросов. Но зато права свои они знают очень хорошо и всегда готовы процитировать Генрицианские артикулы [175] , чтобы доказать, что король не вправе вмешиваться в их дела. А если король начнёт призывать их к ответу, всегда найдутся горячие головы, готовые объявить рокош.