Мы сели за еду (никто больше к ней не прикоснулся) и продолжили разговоры с людьми, совершенствуясь в арабском языке. После еды нам вынесли чай, уже заваренный и круто засахаренный, в китайском термосе. Дети с интересом рассматривали, как белые мистеры едят.

После обеда еще немножко посидели (не только из вежливости, но и надеясь, что принесут еще добавку чая), затем поблагодарили суданцев и пошли в сторону «маркета» и переправы.

Маркет и переправа были совершенно иными, чем вчера. Все лавки и столовые были закрыты. Обе баржи для переправы стояли на приколе и никуда не плыли. Деревянный парусник, старый и облезлый, сделанный, вероятно, из пальмовых досок, пришвартовался к берегу и тоже никуда не направлялся. Не было ни телег с ослами, ни машин с людьми, и лишь маленькая деревянная лодка с навесным мотором качалась на воде у берега.

— Пошли! — воскликнул Вовка, увидев сию возможность для переправы.

— Это же за бабки! — занервничал Шулов, но было поздно: водитель лодки уже подзывал нас. Вовка объяснил нашу суть, лодочник согласился и даже был доволен, мы погрузились в лодку и отчалили.

Лодочный мотор был, вероятно, стар и посреди Нила заглох. Лодочник долго и судорожно заводил его, и с десятой попытки мы опять завелись. Встречный лодочник, перевозивший суданцев через великую реку, увидел в лодке мистеров и окликнул нашего «водителя»:

— Много бабок с них срубил?

— Бесплатно! — гордо отвечал наш лодочник, довольный возможностью совершить доброе дело.

Опять Донгола. И здесь сегодня что-то не в порядке. Закрыты лавки, магазины, столовые. А мы-то хотели купить арбуз! Впрочем, вскоре появился усердный помогатель, не поленившийся сходить с нами на базар. Базар был пуст, ни товаров, ни продавцов, ни покупателей, лишь тощие козы со связанными ногами ковыляют и доедают мятые помидоры и другие негодные овощи с земли. Наш хэлпер провел нас среди пустых рядов, отворил темную кладовку и вынул из короба четыре больших грейпфрута.

— Всего десять тысяч фунтов, — произнес он.

Наше выражение лиц видоизменилось (только вчера мы купили небольшой арбуз всего за 500 фунтов), так что фруктовый дилер немного сбавил цену:

— Ладно, восемь тысяч фунтов. Я же ради вас так далеко ходил!

Пришлось оставить суданца с грейпфрутами наедине. Так и не найдя арбуз или другой фрукт за приемлемую цену, мы нашли-таки выезд из города, который местные жители именовали дорогой на Хартум. Дорога была асфальтирована, но вела, как оказалось, лишь в аэропорт Донгола, находящийся в километре от города. На полпути между городом и аэропортом от нее на юг ответвлялась печальная пыльно-песчаная дорога, которая, по мнению водителей, ездивших в аэропорт и обратно, и была для нас нужной. Раз в день или два аэропорт принимал маленькие самолетики, летящие из Хартума.

Мы заняли место на позиции… Как читатель может догадаться, это было бесполезно: машины ходили очень редко и то только в аэропорт и обратно, а суперпрямая трасса на Хартум осталась до вечера пустынна. Мы лежали на трассе и болтали о различном. Наши губы обветрились и потрескались, мы прокачали сквозь себя уже немало воды, а уехать из Донголы все не удавалось.

Вечером 27 марта мы поняли, что машин сегодня уже, вероятно, не будет, и вновь вернулись в город, ожидая, что кто-нибудь из местных жителей угостит нас.

Так и произошло. На одной из улиц вечерней Донголы нас окликнул мужичок, который оказался… русскоговорящим! Когда-то, давным-давно, он учился в России на тракториста, и теперь его дом наполняли книги на русском языке на тракторно-механическую тему.

…При свете солярковой лампы мы сидели дома у сего человека и беседовали.

— Судан богатая страна, здесь все есть, — рассказывал хозяин. — Центральная Африка и Чад гораздо беднее. Вот Судан и оказывает Чаду экономическую помощь. Вот дорогу им построили. (Я подумал, что технология строительства дорог в Судане проста: проехали по пустыне туда-сюда на джипе, вот и дорога.) Но, конечно, в Судане все дороже, чем в Египте, например. Раньше СССР был самой дешевой страной. А правда, что теперь доллар стоит три тысячи рублей? (Я ответил, что это было лет пять назад, а сейчас еще дороже.)

Что на юге Судана делается, никто не знает. А дорог на Хартум имеется целых три. Одна — это здесь, вдоль Нила, между деревнями. Вторая — по пустыне, от аэропорта надо свернуть налево; она идет в десяти километрах от Нила. И третья — где-то посередине. На ней мы и сидели, но, как предположил хозяин дома, машин сегодня и не должно было быть — ведь нынче праздник!

При свете коптящей солярковой лампы мы записали несколько новых арабских фраз и выражений. От возможности переночевать у русскоговорящего мы отошли в пустыню, понимая, что завтра с утра пойдут машины и не следует их пропускать.

Мы попрощались с русскоговорящим человеком и отправились обратно, по асфальтовой дороге. На выезде из города стояла пустынная, темная бензоколонка. «Вот тут неплохо набрать воды на вечер», — подумал я и, оставив друзей и рюкзак на дороге, пошел с бутылкой к заправке.

В Судане повсюду — на улицах городов и деревень, во дворах, близ мечетей, полицейских участков и заправок — стоят большие глиняные кувшины с водой, литров на тридцать, а то и пятьдесят каждый. Они укреплены на высоте метра от земли и защищены от солнца сверху навесом из соломы. Вода понемногу просачивается сквозь глиняные стенки кувшинов, кувшин потеет и при ветре охлаждается.