Шрифт:
Так вот, иду я в темноте с бутылкой к кувшинам, стоящим подле заправки, как вдруг резко передо мной, метрах в четырех, вскакивает фигура солдата-негра с автоматом. Он резко направляет автомат в меня и кричит нечто эквивалентное нашему:
— Стоо-о-оой!!
Я испуганно замер (с бутылкой в руке). Замер и солдат (наверное, он тоже был испуган и решил пристрелить меня, если что). Я стою и думаю: если он сейчас будет стрелять, успею я увидеть вспышку из ствола автомата или уже нет? Секунд пять мы так стояли молча и не двигаясь, боясь друг друга. Потом я решил нарушить затянувшееся молчание и спросил по-арабски:
— Мумкен мойя? (Можно воды?)
Солдат показал мне (автоматом) в сторону кувшинов. Я набрал воды и, провожаемый стволом, растворился в темноте, а солдат, вероятно, перевел дух и пробормотал: сгинь, шайтан…
Я вернулся с водой к друзьям на трассу, и мы пошли подальше от города и солдат его. Вскоре нас нагнал мотоциклист и предложил подвезти кого-нибудь из нас (подъехать вызвался Шулов), вписать на ночлег и т. п. От ночлега мы отказались и, догнав пешком проехавшего 500 метров Шулова, удалились ночевать в пустыню.
28 марта, воскресенье.
Мы продолжили ожидание машин, усевшись на том месте, где от асфальтовой дороги Донгола — Аэропорт ответвлялась трасса на Хартум. Машин на Хартум не было. Изредка проезжали «тойоты» в аэропорт. В Судане оказалось весьма развитым самолетное сообщение между столицей и несколькими основными городами. Мы сидели, разлагаясь на солнце, и толковали на этот раз о всяких вероучениях: об ивановцах, о секте «Новый акрополь», о кришнаитах и о ментах.
К двум часам дня мы зажарились (тени, воды, людей и благ цивилизации на нашей позиции не было) и по очереди сходили к аэропорту (договорившись, если что, уезжать по частям). Около аэропорта находилась мечеть. Хотя она была пуста в любое время дня и года, в ней оказалась не только вода, но и душ. Хорошо путешествовать по мусульманской стране! Совершив по очереди омовение и стирку, мы продолжили разлагаться.
Костя Шулов, утомившись от долгого ожидания машин на Хартумской дороге, решил избрать другой путь. Как вы помните, в Хартум можно проехать по нескольким дорогам: 1) вдоль Нила между деревнями; 2) в десяти километрах от Нила по «скоростной» дороге, огибающей деревни; 3) и по какой-то третьей. Ну и через Кариму, конечно, но это мы уже пробовали. Костя решил избрать путь вдоль Нила: там хотя шансы поймать прямую машину малы, но есть хотя бы транспорт между деревнями, и можно хоть по чуть-чуть, а двигаться вперед. Итак, мы попрощались с Шуловым, и он в своем желтом комбезе растворился среди коричнево-желтой пустыни. Но не успели мы привыкнуть к его отсутствию, как он вернулся обратно к нам: ему, видите ли, в Донголе подарили так много еды, что он решил поделиться с нами.
Съели угощение Шулова. Кроме этого, мы съели специальную концентрированную еду, похожую на смесь печенья и бульонного кубика по цвету и консистенции. Эти кубики Шарлаев получил в Акабе как презент от моряков, и предназначались они для потерпевших крушение. Инструкция, изложенная на восьми языках, гласила:
«Не есть более 8 штук в день. Не пить первые 24 часа. После 24 часов пить не более 0.5 литра воды в сутки, а в случае дефицита воды — по 0.1 литра воды в сутки. Не смешивать с морской водой или мочой…»
Мимо нас проехал вчерашний мотоциклист.
— Это вообще не та дорога, ребята, — объяснил он. — Точнее, это тоже та дорога, но мало кто ездит по ней. И вообще сегодня выходной и машин не будет никуда.
— Так и вчера был выходной, и позавчера!
— Да, конечно, у нас ведь праздник. Но завтра машины пойдут. Обязательно. По той дороге.
Мотоциклист уехал. Вскоре вопреки его предсказанию на нашу «не ту дорогу» свернула первая «бокаси» («хайлюкс»). Мы судорожно застопили ее. Однако водитель ехал только на 20 км, а вовсе не в Хартум, до коего оставалось 550 км. Перспектива оказаться на «развилке» в глухой пустыне нас не устраивала, и мы расхотели ехать.
— Альйом (сегодня) — объяснил водитель, — мафи сейяра (нет машин). Сейяра букра (машины завтра), иншалла (если Бог даст)! Ведь сегодня праздник!
Окончательно уверовав в неавтостопные свойства праздника, мы решили пойти в город поесть. Собрались, и только пошли в Донголу, как нас подобрала машинка, едущая из аэропорта. Водитель ехал к себе домой и провез нас метров шестьсот. Мы вылезли из кузова, водитель вышел из кабины, посмотрел на нас и зазвал к себе на обедо-ужин.
Водитель жил весьма цивилизованно. В доме у него были кровати, столик и даже магнитофон. Мы поставили кассету «Песни нашего века» и кайфовали. Тем паче, что скоро нам принесли огромное алюминиевое блюдо и мы могли наполниться очередным фулем, хлебом, «соплями», мясом, рисом и чаем. Мы слушали знакомые песни и переиначивали их по-своему.
Когда на сердце тяжесть и холодно в груди, К ступеням Эрмитажа ты в сумерки приди, Где без питья и хлеба, забытые в веках, Атланты держат небо на каменных руках… (Александр Городницкий) Когда в России голод и пусто в животе, На трассу близ Донголы выходишь в темноте, Где хлебом, фулем, мясом наполнивши тела, Спят стопщики на трассе, и плохи их дела. В Судане ждать попутку — не мед со стороны. Набиты их желудки, колени сведены. Махнет рукою кто-то — машина не пройдет. Но вся сия работа к успеху не ведет. Потеют руки, ноги, глаза съедает пыль. Пустынно на дороге. Где он, автомобиль? Истрепана одежда, весьма неблизок путь. Уедем, есть надежда. Бог даст. Когда-нибудь.