Хе! Колли бросает задачник и сигает с табуретки.

Сара ему, не вздумай смотреть.

Повертывается спиной, берется за нож и снимает с зайца рукав его шкурки с неспешностью, в какую вживаются мастаки. Бросает тушку в котелок, наливает воды и вешает над огнем. Затем выносит на улицу кувшин, споласкивает руки и остужает водой ступни. Колли делает вид, будто опять взялся за книжку, но втихаря поглядывает за мясом, будто оно того и гляди прыгнет из котелка обратно в шкурку свою да выскочит за дверь. Грейс сидит, трет голову, но Колли не обращает внимания. Ей все еще странна эта оголенность ее черепа. Странно, что волосы теперь торчат клочками, как травянистые кочки. Волосы как еловые иглы. Волосы как терн, обокраденный на ягоды. Думает о том, как заяц смотрелся без головы и освежеванный, как блестел он десенно-розовым. Глянец внутренностей, словно таинство того, что привнесло в них жизнь, светилось откровением. А следом мысль-встряска. На что мама его выменяла? Пристально вглядывается в мать. Говорит, мы собрали немножко горчицы, пока тебя не было. Сварили с крапивой на воде.

Сара садится и подзывает Брана. Распахивает одежу, чтоб свесилась грудь, приставляет к ней ребенка. Ноги все разбила, говорит она. Дай-ка мне вон ту табуретку, ноги положить.

Ребенок припадает к соску, но молока вытянуть не может.

От запаха мяса, какое можно отведать, пухнут языки. Не помнит она, когда последний раз ела мясо. Думает о слюнявом вкусе свинца. О человеке с волчьим лицом, кто баял сказки у очага, оставил им двух подвешенных вяхирей, нашпигованных дробью. Как рассказывал им, что его растили волки, сказал, что лаять научился раньше, чем говорить. Начал тявкать в потолок, скача и суча локтями. Как мама на него шикнула, не булгачь мне малышню. Как глаза у него горели, когда рассказывал свои байки, будто не только правдой они были, но еще и случились с ним самим. Затем притих, весь нахохлился, как зверь, пока выкладывал им байку о своем рождении. Сказал, звать меня Кормак мак Арть [9] , и нашел меня в лесу волк. Там меня оставила мать, не хотела она меня. Волки растили меня как своего, так-то. Научили лакать из реки языком. Все я делал, как волк, но погодя они довольны не были, когда я взялся за свое, за человечье, да встал на ноги. Как все смеялись над этим, кроме Колли, тот все время на человека смотрел чудно. Кормак мак Арть не ваше настоящее имя, сказал. Вы Питер Кроссан. И волки в Ирландии все вымерли [10] , так-то, еще до того, как вы народились.

Как же жалко ей, что Колли тогда не заткнулся. Волколак облапил Колли взглядом. Ты осторожней давай, буахалан [11] . От многих знаний дерево на шее вырастет.

Через два дня после того наведался к ним Боггз.

Пока Сара выгружает мясо в плошку, все взгляды устремлены на стол. Колли расставил локти, глаза пожирают мясо. Сара несет плошку к столу, а Колли отпихивает сестру. Сара толкает плошку по столу к Грейс. Колли тянется влезть в посудину, однако Сара спорой рукой дергает его за ухо. А ну сиди смирно, говорит она.

Обращается к дочери. Это все тебе.

Грейс смаргивает.

Ешь все сама.

Желудок у нее скручивает словно тошнотою. Вопрос и растерянность в глазах, она смотрит на мать, смотрит на Колли, на лица младших. Оглядывает мясо еще раз и отодвигает плошку на середину стола.

Говорит, остальные тоже голодные.

Сара толкает плошку обратно к дочери. Я это мясо тебе добывала.

Я его есть не буду. Вот, Колли, давай лучше ты поешь.

Руку, что бьет из темноты, она не видит, щека ошпарена. Закрывает глаза и смотрит, как догорает огонь. Кричать начинает Сара. Вся в отца своего. Упрямая твоя башка. Голос у нее осекается, а затем дрожит. Знала б ты, что я стерпела ради этого. Ешь сейчас же. Все до кусочка. А что не съешь, заберешь с собой.

Соленые слезы во рту сдабривают то, что она ест руками, райский вкус, хоть и не в силах она ему порадоваться. Слышит лишь слова, какие мать сказала, хочет спросить, что это значит, однако в сердце своем знает. Колли умолк, глаза стиснуло гневом. Она ест до тех пор, пока уже больше не может, отпихивает плошку на середину стола.

Тошнит меня. Тошнит меня от этого. Пусть другие чуток поедят.

Возьмешь все, что осталось, с собой. Тебе надо набираться сил.

Сара встает из-за стола, Бран висит у нее на руке. Показывает на Колли и Финбара. Гляди, Грейс. Погляди на них хорошенько. Урожай погублен, сама знаешь. Я все перепробовала, но подаяния никто не дает. Я слишком далеко на сносях. Теперь тебе вывозить. Надо найти работу и работать как мужчина, бо никто ничего, кроме черной работы, девчонке твоих лет не даст. Вернешься, как пору отработаешь, когда карман набьешь. Это мясо тебе для разгона.

Материны слова долетают до нее словно на чужом языке. Мера того, что известно о ее мире, разрастается резко, за пределы того, что ум в силах предвидеть, словно холмы и долины можно выровнять до некоего внезапного и неотменяемого горизонта. Не станет она смотреть матери в глаза, пытается не расплакаться, но все равно плачет. Озирает стол, видит, как малышня таращится на нее, видит, что во взгляде у Колли, белки всех глаз, и тех, кто за этой белизной, и в чем таится опасность для них, опасность, какой она страшилась, как наконец опасность эта поименована, как позволили ей войти в дом и сесть среди них, осклабившись.

Просыпается сырая от слез, зная, что оплакала свою же смерть. Греза-память о себе самой лежит разбитая после падения, странная свидетельница ее же ухода. Прикасается к влажной своей щеке, и ей легче от того, что проснулась, слушает остальных. Как дыхание каждого мальчика, кажется, сплетается с остальными, словно веревка. Изгиб ступни Колли, теплый у ее голени. Ум его увлечен в некое ночное приключение. Интересно, далеко ли он странствует в своих снах, и она надеется, что он счастлив. Как всякий ум, размышляет она, держится в своей лузге, ночное скольженье куда сокровенней чего угодно, что видишь по ту сторону лица при свете дня.

И тут оно приходит. Скорбь по тому, что переменилось. Скорбь по тому, что есть.

Шепот-дыханье Сары велит ей переодеться. Вскоре она уже не в постели, стоит голая перед матерью, прикрывает рукой малость своих грудей. Сара хватает Грейс за руку и отдергивает прочь. Ты не голая, что ли, на свет народилась? Протягивает холстину, чтоб замотать Грейс грудь, останавливается и говорит, тебе незачем. Вручает ей мужскую рубаху, та проглатывает Грейс. Пахнет камнями, вытащенными из реки. Держит перед собой мужские портки, разглядывает. Рыжеватая ткань залатана на коленках бурым. Думает, у них такой вид, будто на них собака ночевала. С кого они? Влезает в одну штанину, затем во вторую, смотрит сверху вниз – ну и видок, ноги, что вилочка из птичьей грудки, болтаются в двух мешках. Штанины свисают ниже щиколоток. Сара подкатывает их, встает у Грейс за спиной и опоясывает талию шпагатом. Пиджак, от которого смердит мхом, залитым дождем. Фризовое пальто обтрепано у воротника и зияет на локте.