И, в общем, соседа нужно было спасать, а я, как ни странно, всерьез собиралась этим заняться!

Впрочем, уже через минуту я могла думать только о спасении собственной шеи. А заодно ног и прочих частей тела. Судя по ловкости маневрирования между кустами и деревьями, полуэльф отменно видел в темноте, я же подобным умением похвастаться не могла. Да и не сильно бы оно мне помогло – смотреть под ноги было совершенно некогда. Ферран несся с такой скоростью, что если бы я была чуть полегче, то взмыла бы и летела за ним параллельно земле, как воздушный шарик на веревочке. Задуматься, что меня куда-то тащит по ночному лесу практически незнакомый мужчина, которого я еще не на сто процентов исключила из конкурса на должность маньяка-убийцы, тоже было невозможно. Все силы уходили на попытки поспеть за актером, уберечь руку, за которую он меня волок, от отрывания, а голову – от столкновения с каким-нибудь стволом.

Этот забег, сопровождаемый моим пронзительным «Куда-а-а?!», показался мне бесконечным, хотя на деле вряд ли занял больше нескольких минут. В итоге мы остановились возле знакомого фургончика с обшарпанной зеленой дверью, очутившегося вдруг в окружении совершенно незнакомых зарослей. Я попыталась все же воспротивиться звездному произволу и вцепилась в лесенку, но на мои трепыхания полуэльф не обратил никакого внимания – подхватив под мышки, поднял и, словно мешок с мукой, запихнул внутрь передвижного домика.

– Вот! – Заявил Ферран, прежде чем я успела набрать в грудь воздуха, чтобы заорать. – Сделай что-нибудь! – Длинный палец хама, без спросу перешедшего на «ты», невоспитанно указал в дальний угол, где на потертом бархатном диванчике, громко, с подвываниями, всхлипывая и размазывая слезы по опухшему лицу, рыдала Дайана Рю. Хлопок за моей спиной ознаменовал извечный мужской вариант решения проблем подобного рода – позорное бегство!

Нет, ну это же просто издевательство над журналистской этикой! Провокация, принуждение пойти на сделку с совестью! Ну как, как работать в таких условиях?

Ситуация до странности напоминала дневную. Я снова сидела рядом с той, из кого планировала коварно выудить уйму сведений, и служила подушкой – но на сей раз для изливания не только горьких слов, но и соленой жидкости. Тихие бессвязные фразы, чередовались с громким хлюпаньем порозовевшим носом. В чем заключался повод для устроенного мышкой Ди потопа, понять никак не удавалось. Ясно было лишь одно – причина слезопада у страшненькой ассистентки была та же, что и у внезапной откровенности красавицы-актрисы. У этой причины были черные волосы, зеленые очи, высокий рост, мускулистое тело, бездна обаяния и длинные уши, которые следовало открутить. Желательно вместе с головой, раз уж она не способна в должной мере регулировать поведение своего хозяина.

Наконец всхлипы стали реже, а взгляд едва-едва видимых в щелочки между побагровевшими веками глаз приобрел некоторую осмысленность. Воспользовавшись передышкой, я поспешила налить воды из графина на столике в стоявший рядом с ним стакан и сунула его в трясущиеся от нервного перенапряжения руки Дайаны. Та покорно отпила и закашлялась. И без того малопривлекательная девушка смотрелась настолько жалко, что, конечно же, ни о каких расспросах, тем более с применением легкого шантажа, не могло быть и речи.

К своему стыду я могла думать лишь о том, как бы побыстрее сбежать подальше и от зареванной мисс Серость, и от всей неловкой ситуации в целом. Но прежде следовало привести бедняжку в относительно приличный вид. Как назло салфетки никак не желали находиться, подло скрываясь от меня где-то в недрах сумки. Отчаявшись, я вытряхнула все ее содержимое на диванчик, рядом с икающей над стаканом Ди. Разумеется, искомое выпало последним, увенчав горку всякой всячины. Кое-как запихав обратно блокноты, записи Румиты, сценарий, ручки, зеркальце, расческу и прочую мелкую дребедень, я соорудила из бумажных платочков примочки, банально окунув их в воду и водрузив на опухшие веки мышки, и велела ей посидеть так хотя бы минут пятнадцать. После чего с почти чистой совестью направилась к выходу.

Тихое «Побудь со мной!» настигло меня практически у самого порога.

Надо было уйти, но я не смогла. Вернувшись, уселась на стул, напротив дивана, занимаемого Дайаной, и приготовилась ко второму акту драмы. Смотреть на опухшую мышь было не то чтобы неприятно, но как-то неловко. От навязанной роли свидетельницы столь плачевного состояния и духа, и тела становилось все больше не по себе, и я принялась изучать интерьер фургончика.

Обстановка никак не соответствовала звездному статусу хозяина. Кроме старенького столика и пары еще менее юных стульев, шкафчика с напитками, трюмо, уставленного баночками, и главного элемента – потрепанного жизнью и временем дивана – в прямоугольном помещении больше ничего не было. Низкий потолок украшала трехрогая люстра с облезлой позолотой, пол укрывала грубая циновка, шторы отсутствовали, стены обтягивал грязно-серый материал, похожий на холст, а углы могли похвастаться коллекцией паутины.

Я вдруг подумала, что раз в фургончике нет кровати, то значит, со своими дамами великолепный Ферран Истэн «общался» именно на том самом диванчике, где я сидела совсем недавно, пытаясь успокоить безутешную ассистентку. Захотелось немедленно отряхнуть юбку, а лучше снять и выбросить. Если бы у меня было, во что переодеться, возможно, я так и поступила бы, но пришлось подавить некстати пробудившуюся брезгливость.

Молчание явно затягивалось, и я уже почти собралась тихонько удалиться, как Ди решила заговорить.