– Неуж так таки и никто не замечает?

– Нянька ихняя видит, конечно. Сколько раз она Ксюхе вычитывала, да с той, что с гуся вода, отряхнется, и за старое.

– Нянька?

– Дарёна Фёдоровна. Намедни на ярмарку она с девками пошла, да там ее то ли ударили, то ли толкнули - много ли старухе надобно? Вот и слегла...

– Серьезное что-то?

Михайла почти не помнил старуху, которую задел, оттолкнул, но.... Если там что-то серьезное, то Устя может на него потом разозлиться. Вдруг ей эта женщина чем-то дорога?

– Да уж и не знаю. Устинья вокруг нее все время хлопочет, по ночам встает, вину заглаживает.

По ночам встает. Явно эта нянька ей дорога. А еще...

Если она ради няньки вот так носится, то ради любимого и вовсе горы свернет. Наверное. Заботливая...

– Какую ж вину?

– Так ей на ярмарку хотелось, боярыня и разрешила. А тут вишь как получилось! Дочь боярыня выпорола, конечно, и вот, няньку выхаживать приказала.

Выпорола?!

Его Устинью?!

Гнев снова полыхнул алым пламенем. Михайла еще обаятельнее улыбнулся, и принялся расспрашивать дальше.

Куда боярышни ходят?

Кто приходит к ним?

Может, лекари бывают? Травницы какие? Случается ведь и так, что девка порченая, но об этом никому и не скажут?

Холопка отвечала охотно. И еще одна монетка только подстегнула ее откровенность. Так что Михайла через пару часов знал все о семье Заболоцких, даже то, чего они сами и себе не ведали.

Оставалось только придумать, как правильно распорядиться знаниями. Но Михайла справится, он умный....

И сильно огорчала мысль, что в ближайшее время Устинью он не увидит. Если она никуда не ходит, разве что с матерью и в храм... может, сходить туда?

Конечно, его красавица будет на женской половине, но увидеть-то он ее сможет?

Надо, надо сходить к заутрене. Давно не был.*

*- к вопросу о свободе женщин в допетровской Руси. В гости друг к другу они ходили достаточно спокойно, и любовников заводили, и храм посещали. Исключение составляли самые богатые и знатные, вот там могла идти речь о глухом тереме. А не слишком богатые семьи на это смотрели проще. Прим. авт.

***

– Теодор, мин жель, ты сидишь такой печальный! Так нельзя!

Рудольфус, напротив, был само обаяние. Улыбался, жестикулировал...

Фёдор смерил его злым взглядом.

– Чего тебе?

Рудольфус не обиделся.

– Ты так печален из-за той красавицы?

Фёдор неопределенно хмыкнул.

Если признаваться самому себе - да! Боярышня его всерьез заинтересовала, но сделать-то он не мог ничего! Куда он - на подворье поедет? Когда хозяина дома нет?

Девок позорить? Себя на посмешище выставлять?

Что еще брат скажет? А матушка?

Ой, не одобрят. Ругаться начнут, нотации читать... а будешь возмущаться, так еще и вдвое достанется! Сиди и слушай, молчи и кивай!

Приходилось сидеть ровно и ждать... чего? За подворьем следил приставленный специально человек, ежели боярышня куда отправится, он к Фёдору прибежит скорой ногой, но пока порадовать царевича было нечем.

– Что ты хочешь, Руди?

– Теодор, мы тебя все ждем. А в 'Лилии' приехали новые девушки. Не желаешь познакомиться?

– Нет, - буркнул мин жель Теодор.
– Не желаю.

– Все друзья уже там. И твой дядюшка тоже.

– И что?

– Теодор, укрась собой нашу компанию? Когда рядом нет доброго друга, и вино пьется хуже, и девушки не столь красивы!

– Не хочу. Сами веселитесь.

Руди вздохнул. И в стремлении уговорить царевича, совершил ошибку.

– Тео, так нельзя...

Фёдор посмотрел на друга злыми глазами.

– Чего тебе? Ясно же сказал - не хочу! Сгинь! А ты, - взгляд на слугу, - еще вина! Живо!

Руди укоризненно развел руками - и вышел. Потому как мин жель вполне мог в любезного друга и табакеркой запустить. Или кубком. Что под руку попадется.

А чего он тут ходит? Когда друг в плохом настроении?

И как его развеять?

Мальчишка, который принес Теодору новый кувшин вина, ловко подвернулся под ноги Рудольфусу.

– Господин, подожди уходить?

Руди прищурился и внимательно поглядел на Михайлу.

– Чего тебе, мальчик?

– Это царевич сгоряча сказал, что не поедет. Вдруг да передумает?

– Хм?

Хитрая улыбка мальчишки... да уже считай, юноши, Руди понравилась.

– Ты знаешь что-то полезное?