— Что случилось? — проговорила она спокойно, но я вижу, что Маша сдерживается изо всех сил.

— Я сбилась буквально на секунду.

— А из-за неё сбилась я.

— Я тоже.

Первокурсницы щебечут словно птенцы, надеясь избежать гнева матери-птицы, чтобы не вылететь из гнезда. Я складываю руки на груди и упираюсь плечом в стену, наблюдая за ними. Танец провален. Это плохо. Но Маша как-то слишком уж злится из-за этого. Её щеки и шея, кажется, краснеют, а голос становится всё грубее и грубее.

— Так, хватит, — прерывает она это бессмысленное лепетание и падает на первый попавшийся стул. — Это конец.

Все замолкают, глядя на неё. Я слегка отталкиваюсь от стены и подхожу ближе. Конец чего? Миллион вопросов крутится в голове, но решаюсь задать лишь один:

— Ты о чём?

— Это уже не важно, — тихо проговаривает Маша, запустив ладонь в волосы. — Идите в зал и посмотрите концерт.

Вся группа неуверенно кивает и направляется к выходу, но я остаюсь и сажусь рядом с ней.

— Объясни.

— Наш кружок закроют.

— Почему это?

— Никто не хочет к нам идти, сама видишь. Я пообещала деканату идеальное выступление, чтобы нам дали ещё один шанс, но теперь всё кончено.

Я сжимаю губы и нервно сглатываю. Маша же громко и тяжело вздыхает. Мы замолкаем. Не могу подобрать подходящих слов. Они не могут закрыть единственный танцевальный кружок в университете. Стискиваю зубы, но вскоре наконец-то отвечаю ей:

— Мы что-нибудь придумаем. Попросим ещё один шанс. Прорекламируем кружок. Пригласим больше людей.

Я буквально вываливаю на неё все свои идеи, но Маша лишь тихо слушает. Неужели она потеряла надежду? Этого нельзя допустить.

— Маша, — пытаюсь привлечь её внимание, чтобы добиться хоть чего-то. — Ты меня слушаешь?

— Да-да, — еле слышно отзывается она. — Пойдём просто посмотрим концерт? Я сейчас не хочу думать об этом.

Я разочарованно вздыхаю, но всё же соглашаюсь с ней.

Громкая музыка снова раздаётся со сцены. Знаменитый в нашем университете дуэт представляет свою новую песню. Мы садимся в самом последнем ряду. Голоса певцов заполняют всё пространство. Я пытаюсь вслушаться в слова, проникнуться смыслом, но голова занята совсем другим. Даже прекрасное вступление не может перетянуть внимание на себя, поэтому я лишь жду, когда музыка стихнет, чтобы выйти в коридор. Я же не Даниил Александрович, чтобы уходить прямо посередине номера.

Рыжеволосая девушка медленно проходит вдоль сцены, а потом останавливается и тянет высокую ноту. Парень обходит вокруг неё. Они поворачиваются друг к другу, смотрят в глаза. Кажется, они поцелуются в следующий же миг, но музыка останавливается. Зал взрывается аплодисментами, а я вместе с ними. Что ж, хоть у кого-то выступление прошло удачно. Я встаю на ноги и совсем тихо покидаю актовый зал. Хочется побыть одной. Поворачиваю к небольшой лестнице, которой почему-то редко пользуются, и поднимаюсь на следующий этаж. Вряд ли кого-то там можно будет встретить. Посижу на ступеньках, а потом вернусь на концерт.

Но моя лестница уже занята. Даниил Александрович стоит наверху около окна и внимательно смотрит в свой телефон. Неужели он ушел, чтобы полистать ленту. Видимо, совсем не ценит искусство. В груди неприятно колет. Преподаватель вышел именно во время нашего номера. Всё было так плохо?

— Здравствуйте, — тихо здороваюсь я, замирая на первых ступеньках лестницы.

— Неплохой танец, — проговаривает он, когда наконец-то отвлекается от телефона.

— Вы его почти не видели, — складываю руки на груди. — Почему ушли?

— Устал от громкой музыки.

— В самом начале?

— Да, появились дела.

Я хмурюсь. Так он устал или дела появились? Странные отговорки. Поднимаюсь выше и наконец-то нахожусь на одном уровне с ним.

— Точно, я забыла, — я раздражённо хмыкаю. — Вы же не любите танцульки.

Даниил Александрович смотрит прямо мне в глаза и вскидывает брови. Что? Не ожидал? Мы несколько секунд молча глядим друг на друга, а затем он произносит:

— Я ничего не имею против танцев, но не в вашем случае.

— Почему же?

— Потому что вы висите на грани отчисления.

— А вам какая разница? — не выдержав, спрашиваю я и слегка щурюсь.

Даниил Александрович приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но не решается. Он отводит взгляд в сторону. Нервно сглатываю. Почему молчит? Так только хуже. Кажется, в этой тишине слышен лишь стук моего сердца.

— Потому что знаю, что когда-то ты любила историю, — очень тихо проговаривает преподаватель, и теперь я теряю дар речи, но быстро прихожу в себя. Он в первый раз обратился ко мне на «ты».