На этом этапе Арендт оказалась права, потому что, не осознавая того, она описывала дефицит или основной признак психопата: неспособность к глубокому мышлению, понимаемому не как умение иметь изысканные или сложные мысли в культурном смысле, а как способность в полной мере осознавать последствия своих поступков в реальности, то есть в контексте нашего положения как человеческих существ, наделенных экзистенциальными ценностями, такими как достоинство и справедливость, среди других людей.

В сознании Адольфа Эйхмана

Таким образом, Арендт не была «обманута» Эйхманом, а, напротив, разгадала его сущность: ее тонкий аналитический скальпель обнажил то, что великий исследователь психопатии Херви Клекли впервые описал в своем фундаментальном труде «Маска здравомыслия» (1941), где назвал психопата простым «имитатором человека». «Нарушение или дефект, присущий психопату, его отличие от нормальной интегрированной личности заключается в невежестве и постоянной неспособности понять, что означают важнейшие жизненные переживания для других людей». Таким образом, «мы не имеем дело с полноценным человеком, а с чем-то, что напоминает изящно сконструированную рефлекторную машину, способную в совершенстве имитировать человеческую личность» [49] .

Арендт оказалась права, потому что поняла: для того чтобы холокост стал возможен, целая нация должна была действовать с психопатической безразличностью, отказываясь критически и с минимальной эмпатией осмысливать реальность. Разница заключалась в том, что для психопата это невозможно (в глубоком смысле переживания, требующего эмпатического воображения), а для большинства управляемых это эгоистичный выбор: лучше не хотеть видеть и знать. Именно поэтому Арендт утверждает: «Урок, который мы можем извлечь из процесса над Эйхманом в Иерусалиме, заключается в том, что такое отчуждение от реальности и пустота мышления могут привести к большему разрушению, чем все вместе взятые порочные инстинкты, которые, возможно, присущи человеку».

Эйхман наслаждался тем, что был важной фигурой в Третьем рейхе. Его посредственная гражданская жизнь закончилась. Однако эта посредственность вновь настигла его в изгнании в Аргентине, где он смог устроиться лишь на скромные работы, в то время как другие нацистские военные преступники преуспели в ней и других странах Южной Америки. [50] Но Эйхман не был Менгеле или Рейнхардом Гейдрихом. Он не марал рук. В этом смысле Арендт заметила, что «он не стал бы убивать, чтобы занять место своего начальника». Он не был психопатом, стремившимся лично ощущать кровь своих жертв: ему было достаточно знать, что его действия выполняются правильно, и это подтверждало его важность. В этом и заключается его психопатия: он был важной частью механизма холокоста и ложился спать по ночам с чувством удовлетворения. Для него лояльность была не всем, в отличие от его стереотипных утверждений в свою защиту, – его амбицией как организатора геноцида было обладание исключительной властью в своих руках. Эйхман лгал, повторяя снова и снова: «Я был всего лишь солдатом, выполняющим приказы», чем доводил до отчаяния как прокурора, так и Ханну Арендт. Это была тактика, обман, ведь Эйхман прекрасно знал, что, будучи источником абсолютного Зла, нельзя оправдаться просто исполнением приказов, но какая иная стратегия ему оставалась? Хотя было очевидно, что Израиль не собирался сохранять ему жизнь, но если и оставалась хоть какая-то надежда, она крылась в этой стратегии: «Я обычный человек, солдат, я не принимал решений».

Здесь он на самом деле обманул Арендт, которая верила, что Эйхман действительно неспособен мыслить за пределами этого. Именно в этот момент, когда она в разговорной манере заявила: «Эйхман не понимал, что он делает». Но через этот обман обвиняемый, как ни парадоксально, дал ей понять, что у него была глубокая неспособность, о которой, возможно, Эйхмани сам не догадывался: неспособность соединить эмпатию с мышлением – это черная дыра психопата. Когда Арендт приходит к выводу, что «это отстранение от реальности и пустота мышления» служат ключевыми элементами для объяснения холокоста, она на самом деле подчеркивает, что для того чтобы развернуть абсолютное Зло, достаточно наличия таких людей, как Эйхман, которые могут сыграть решающую роль. И в этом она оказалась права, потому что описывала политического или военного лидера, готового уничтожить все ради достижения своих целей. Отвергая возможность того, что Эйхман мог мыслить действительно по-человечески, Арендт возвращалась к теории Клекли: психопат лишь симулирует наличие человеческих эмоций и понимание реальности, как и все остальные, но он всего лишь подражатель. Эйхман был воплощением умного, самоконтролируемого психопата, далекого от тех, кто откровенно наслаждался причинением смерти в своем присутствии, но от этого он не был менее смертоносен.

Если убийственное безумие Третьего рейха и увенчалось успехом, то это произошло благодаря легкости, с которой нацистские лидеры находили тысячи исполнителей, которые, будь то из фанатизма, личной выгоды или попросту из любви к насилию, были готовы осуществлять их планы. Клаус Барби был одним из таких исполнителей, средним по рангу командиром, который делал то, что ему приказывали те, кто не хотел марать свои руки, и при этом всегда демонстрировал добросовестную и бесчеловечную эффективность. Немногие, подобно ему, настолько воплощали в себе неслыханную жестокость гестапо.

Николаус «Клаус» Барби родился 25 октября 1913 года в немецком городке Бад-Годесберг, недалеко от Бонна. Сын учителей, с раннего возраста он проявлял желание изучать теологию. Однако смерть отца в 1933 году разрушила эту мечту, так как его семья, столкнувшаяся с финансовыми трудностями, не могла позволить себе оплатить его обучение в университете. Барби это не остановило, и он сменил преданность Богу на верность Адольфу Гитлеру, новому канцлеру Германии. В том же 1933 году он вступил в Гитлерюгенд. Два года спустя он был принят в СС, где начал работать в службе безопасности. Именно там, на обучающем курсе, он нашел свое настоящее призвание – допросы. В 1937 году он вступил в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию.

Вторая мировая война дала Барби возможность продемонстрировать свои навыки в добывании информации. В 1940 году, вскоре после того как его повысили до звания унтерштурмфюрера (эквивалент младшего лейтенанта), его отправили в Нидерланды для работы в разведке. Сначала в Гааге, а затем в Амстердаме он активно участвовал в преследовании евреев, масонов и немецких эмигрантов. Его рвение не осталось незамеченным начальством, и вскоре Барби был повышен до звания оберштурмфюрера СС (лейтенант СС). В 1941 году Барби получил Железный крест второго класса за участие в штурме еврейского гетто в Амстердаме и последующие репрессии.