Шрифт:
Мне хочется врезать Максу, но понимаю, он прав. Я же, впервые в жизни, не могу трезво мыслить.
– Поехали.
В больнице скорой помощи тот же ад. Одна за другой подъезжают скорые. Медики не успевают увозить носилки. Возле поста администратора толпа озверевших родственников. Все люди в неадеквате, все кричат. Макс куда-то исчезает и через пару минут появляется снова.
– Лада здесь… Пойдём.
Нас проводят в палату. Лада без сознания под капельницей на одной из четырёх кроватей. Волосы обгорели, ресниц нет, на любу ожёг. Руки… руки по локоть под повязками.
Пожилой доктор подходит к нам, говорит устало:
– Кто из вас отвечает за неё?
– Я. – мне приходится прокашляться. – Я отвечаю за Ладу Ильину.
– Кем ей приходитесь?
– Она моя невеста.
– Невеста, значит...
– доктор кивает.
– Что ж... Если можете, перевезите её отсюда. Здесь не до отдельных личностей. Мы зашиваемся, а девочке понадобится хороший уход.
– Да, конечно.
Макс уже набирает номер частной скорой, я – номер частной клиники. Пока ждём машину, находим Дэна. Забираем и его. Ни Ладу, ни Дэна нам отдавать не хотели. Не родственники. Но шуршащие бумажки всегда делают своё дело. Для порядка созвонились с частной клиникой, выяснили, что везём людей к ним, сняли наши данные, и вот мы уже мчим за воющей скорой пустыми улицами ночного города.
Пока Ладой и Дэном занимаются врачи, отсылаю смс родителям и Лесе. Молча, сидим с Максом в комнате ожидания. В голове какого-то чёрта крутится песня Наутилуса «я так хочу быть с тобой… и я буду с тобой… в комнате с белым потолком с правом на надежду…»
Наконец, выходит доктор. Садится рядом.
– Следующие два-три дня буду решающими. Ожоги второй степени. И, поверьте, это не самое страшное. Мы не знаем, сколько она дышала угарным газом. Как только девушка придёт в себя, сможем оценить поражения нервной системы… простите, должен предупредить… они могут быть ужасающими.
Только силой воли мне удаётся сохранить спокойствие.
– Какими?
– Угарный газ вызывает необратимые повреждения мозга. Девушка может измениться навсегда. Мы не знаем сколько она пробыла в задымлённом помещении… Простите, но я обязан вас предупредить.
Повреждения мозга… Звучит, как приговор. Я без сил откидываюсь на спинку мягкого кожаного дивана, забрасываю руки за голову, переплетаю пальцы и шумно выдыхаю.
– Держитесь. Лада сейчас в медикаментозном сне. Как только она проснётся, вас позовут. – доктор кивает нам и уходит.
– Рус… - начинает Макс, но я почти грубо прерываю его.
– Не надо. Просто молчи. Всё будет хорошо.
– и повторяю, как заклинание.
– Всё будет хорошо…
Глава 44.
Руслан
Приехала заплаканная мама Лады с Тимуром. У меня челюсти свело. Но бывший муж протянул руку:
– Нам нечего делить. Если что-то надо, я помогу. Всем, чем могу. Только скажи.
И я пожал его ладонь…
Утром в комнату ожидания зашли мои родители. У меня очень сильная мама – профессор, преподаватель философии и политологии в университете. Сегодня на её лицо страшно было смотреть… Она обняла меня, притянула к себе… и я плакал, наверное, впервые с самого раннего детства. Мама гладила меня по голове:
– Мы справимся… мы со всем справимся…
Как с этим можно справиться? Как справиться с отчаянием, парализовавшим сознание, отравившим мозг, задавившим надежду… Когда страшно так, что руки дрожат.
Нам принесли кофе и какой-то завтрак. В горло ничего не лезет. К обеду врач пригласил Екатерину Борисовну и меня в кабинет. На негнущихся ногах зашёл в светлую комнату с белым потолком.
– Мы разбудили Ладу… Общее состояние стабилизировалось.
– доктор снял очки в тонкой золотистой оправе. – Думаю, вашей дочери повезло. – сказал заплаканной Екатерине Борисовне. – Наблюдаются последствия стресса. Но это, в общем-то, нормально в такой ситуации. Критических изменений в нервной системе мы не фиксируем. Пока. А вот с ожогами… - он вздохнул. – Ожоги местами углубились и перешли в стадию IIIа.
Мама Лады охнула.
– Как же так…
– Понимаете… мы не знаем, сколько времени прошло с момента ожога до оказания первой профессиональной помощи. За это время верхние обожжённые слои кожи превратились в горячий компресс для нижних слоёв. Сейчас главное, чтобы ожоги не перешли в следующую стадию. Вот тогда только терапией лечение уже не ограничится… Кроме того, существует опасность инфицирования раневой поверхности, сепсиса и пневмонии. – он развёл руки. – Конечно, Лада под нашим постоянным контролем. Будем надеяться, молодой организм справится.
Я прочищаю горло.
– Доктор, можно к ней?
– Можно. Только ненадолго. Девочка эмоционально нестабильна.
Мы с Екатериной Борисовной заходим в отдельную ВИП-палату. Лада лежит с закрытыми глазами. Страшное зрелище…
– Ладушка…
Лада открывает глаза. Они тут же наполняются слезами.
– Мама… - голос хриплый, не моей девочки.
Лада тут же заходится кашлем. Тянет руки в марлевых повязках ко рту. В палату заходит медсестра.
– Нет-нет, Лада, подождите!
– она сама прикладывает к губам моей девочки бумажную салфетку. На белоснежной мягкой бумаге остаются тёмные следы. Это чертовски пугает.