Он синтаксически отделил слово «да» от себя, словно мусор.

– И как ее звали?

– Мать?

– Твою жену. Бывшую жену, если вы развелись.

– Аланна, – напряженно ответил он.

– Я рассказала тебе о своем муже. Рассказала все о нем и о том, почему мне пришлось уйти. Ты не сказал ничего. Ты не говорил, что у тебя есть дочь по имени Беатрис. Кто выбирал имя?

– Это в честь Беатриче из Данте. Так что выбирал я. Мать, разумеется, всегда звала ее Трикси.

– Красивое имя.

Конор снова принялся протирать стол, хотя, на взгляд Кейт, на нем и так не было ни пятнышка.

– Конор… Мы когда-нибудь поговорим? То есть я даже не знаю, что здесь делаю. Когда Трикси спросила, кто я такая, я даже не знала, что ответить. Я – никто, – она поняла, что в ее голосе пробиваются те же визгливые агрессивные нотки, которые она использовала в разговорах с Эндрю, пытаясь пробиться сквозь вязкую завесу мужского отрицания, поэтому смягчила тон. – Прости. Просто в последнее время все так странно. Словно меня не существует.

Конор принялся чистить сетку в раковине.

– Она – моя дочь, и у нее есть ключ от моего дома. Она имеет право предъявить права на меня, если захочет. Я допустил ее рождение, поэтому отвечаю за то, чтобы она устроилась в этой жизни настолько хорошо, насколько сможет. Но нам с ее матерью не стоило заводить ребенка, не говоря уже о браке.

– Так почему вы это сделали?

– А зачем люди это делают? Просто делают. Мы с ней неплохо ладили. Она – актриса, и какое-то время пользовалась успехом. Раньше играла в подростковых фильмах. Я хотел попасть в шоу-бизнес, она мне помогла. Мне была нужна виза, и мы поженились. В Вегасе. Казалось, что это подходящий вариант. Но потом я обнаружил, что связал свою жизнь с человеком с кучей психических проблем, с пристрастием к кокаину и зависимостью от обезболивающих. С женщиной, которая принимала наркотики во время беременности. Которая оставляла Трикси одну, чтобы поехать на прослушивания. Поэтому я и пообещал себе тогда, что отныне буду всегда свободен.

– А…

Почему-то это известие ее потрясло. Что же такое есть в браке, что даже если он прогнил, кишит опарышами и приходится тащить на себе этот труп, все равно хочешь попробовать еще раз?

– Ты даешь Аланне деньги?

Он посмотрел на нее.

– Не думаю, что это твое дело.

– Не мое.

Она встала со стула, ощутив ступнями холодную плитку. Как же холодно было в этом доме!

– Я вообще не знаю, могу ли хоть что-то считать своим делом.

Конор складывал полотенце маленьким квадратом.

– Детей нельзя выбросить из головы, Кейт. Даже если ты не хочешь и не можешь их любить, они существуют. Я стараюсь ради Трикси как могу. Надеюсь, она хотя бы не страдает от недостатка любви.

В этом был он весь – просто мимоходом сказать немыслимое, худшие слова на свете: что он не любил эту девочку и вообще не хотел ее рождения.

– Ладно. И что мне делать?

Она имела в виду: «Что будет дальше? Как я могу жить здесь с тобой, если ты даже не сказал мне, что у тебя есть ребенок?»

– Ты вообще хочешь, чтобы я осталась здесь? Конор, может, мне уйти? Если ты не сообщаешь мне даже о самых основных фактах своей жизни?

– Я хочу, чтобы ты осталась.

– Я так больше не могу.

Но боевой дух ее оставил. Куда еще ей податься? На самом деле она умоляла: «Пожалуйста, полюби меня хоть немного. Впусти меня».

– Ты права, – произнес Конор более мягким тоном, пожимая плечами. – Я не уделял тебе достаточно внимания, слишком часто оставлял здесь одну. Обещаю, все изменится.

– Ты хочешь, чтобы я осталась.

– Конечно. А теперь покажи, где ты капнула мороженым.

Когда спустя пять лет Трикси ввалилась в дверь, первая мысль Кейт была – «несносная девчонка». Потом она увидела, что Трикси не дышит. Ее лицо под слоем макияжа позеленело, а вокруг рта запеклась белая пена, словно девочка задохнулась рвотными массами. Крошечная девочка в мини-юбке и драной футболке, покрытая гусиной кожей. Кейт удалось поднять ее и уложить на диван. Она вспомнила курсы первой помощи, которые проходила, когда стало ясно, что Кирсти может умереть в любой момент. Она открыла Трикси рот и ощутила кислый гнилостный запах. Поморщившись, она протянула руку и сунула палец в трахею. Интимность этого действия ее потрясла. Когда еще можно сунуть палец в рот другому взрослому человеку, ощущая мышцы, слюну, небный язычок, трепещущий, будто пойманная бабочка?

– Давай, Трикси… – сказала она. – Нужно, чтобы тебя вырвало. Тогда тебе станет намного легче.

Одновременно она надавила на живот девочки. Ничего. Ее тело обмякло, словно выпотрошенная рыба.

– Трикси! Нужно, чтобы тебя вырвало. Давай, я же знаю, что тебя тошнит каждый день. Просто блюй.

Она надавила сильнее и ощутила сопротивление, словно внутренности начали слипаться, а потом Трикси забилась в конвульсиях, и изо рта полезла зловонная белая пена. Кейт отвела ее в туалет на первом этаже, где девочка встала на колени, и ее стошнило. Она застонала и попыталась лечь, но Кейт быстро зажала ее между ногами, держа давно не мытые рыжие волосы.