Она долго раздумывала, с чего начать, и наконец решилась.

– Я «твоя» Кейт, да? И никаких должностных обязанностей?

Он прибавил скорость.

– Он может предложить мне работу! Разве это не здорово? У меня снова появятся деньги. Понимаешь, трудно жить, не зная, не выставишь ли ты меня за порог, если я облажаюсь…

– Я хоть раз говорил, что могу выставить тебя за порог?

Она пожала плечами.

– Никогда. Просто мне кажется, что ты так можешь поступить. Я – не твоя девушка и не твой партнер. Просто твоя «Кейт». А ты… в общем, ты всегда говоришь, что могут быть и другие люди. Я не знаю, есть ли у тебя… еще кто-то.

Да разве справедливо, что он тут же бросился к ней, стоило другому мужчине проявить интерес? Некоторое время он молчал, и она ощутила, как ее наполняет безлюдная пустота каньонов, чернота калифорнийской ночи, но уже не могла остановиться.

– Я бы хотела найти работу. Я хочу отдавать что-то взамен.

– Послушай, он просто хочет залезть тебе под юбку.

От злости он на секунду перестал быть американцем, заговорив с ирландским выговором.

– Ты хочешь меня, Конор? Иначе с чего тебя это беспокоит?

– Меня это не беспокоит. Просто не хочу, чтобы ты выставила себя дурой.

– Кажется, ты ревнуешь.

Они летели по вымершему городу, и Кейт разглядывала собственное призрачное отражение в стекле, сквозь макияж и блеск кожи замечая где-то в глубине сталь своего характера.

– Я не ревную.

Как будто отсутствие чувств было признаком силы. Как будто злость не была чувством.

– Тогда, думаю, тебя не должно заботить, что я делаю.

Она бросила перчатку. Этот раунд она выиграла, но снова пришло ощущение, что, выиграв сражение, она проиграла войну. Если он и в самом деле не ревновал, то, наверное, и совсем ее не любил, и мог бросить в любой момент. Но хотя бы секс был хороший. Едва они добрались до дома, он положил ключи от машины на столик в прихожей. Потом посмотрел на нее в полутьме, освещаемой лишь подсветкой бассейна и переливающимися огнями города у подножья холмов.

– Ну? – с вызовом спросила она.

– Иди сюда.

Так она и сделала, шагая потными ногами по полу и оставляя мгновенно испарявшиеся отпечатки. Он стащил с нее платье и трусики. Кейт позволила ему рассмотреть себя – исполосованный живот и обвисающие груди, и полоску волос, которую она пропустила, брея подмышки. Он повел ее к лестнице, одной рукой расстегивая брюки, а потом прижал к себе и вдруг оказался внутри нее. Это напоминало удар в челюсть, и она вдруг поняла, что это и есть единственный способ узнать кого-то по-настоящему.

– Боже! Черт! Кейт!

Это похоже на команду? Она протянула руки и впилась ногтями в его бедра, ритмично прижимавшиеся к ней с резким хлюпающим звуком.

– Сильнее, – распорядилась она. – Трахай меня. Трахай сильнее.

Он подчинился. Его пальцы скребли ее лобок. Другой рукой он прижимал ее к себе. Она позволила ему то, за что раньше оттолкнула бы. Возможно, так и получится. Впервые за все время.

– Стой! – Он остановился, тяжело дыша ей в ухо. – Теперь продолжай. Давай!

Стоп… стоп… Она направила его палец туда, где было влажно и твердо. Почти, почти… ПОЧТИ.

Несколько секунд. Он снова начал двигаться, и она вдруг кончила, а следом за ней кончил и он.

– Господи! Кейт! – прокричал он ей в затылок, словно напоминая, кто она такая.

Ей нравилось слышать свое имя во время секса, в моменты, когда она забывала о себе, словно остров, который захлестнула гигантская волна.

Что бы она ни пыталась сказать, слова так и не сорвались с губ. Между ними все было влажно, потно, липко. Он, казалось, плакал.

– Боже… Боже… Ты… О боже… Ах…

Ее тело было мокро от его пота.

– Это все на самом деле, – произнес он, когда голос вернулся в норму. – Правда?

– Д-да…

Она ухватилась рукой за его плечо, но не двигала бедрами. Они простояли так какое-то время, слившись, пытаясь встретиться взглядами.

– Ну? – тяжело дыша, спросила она.

– Что «ну»?

– Ну, хорошо было?

Он рассмеялся.

– Тебе оценку выставить? Вот это неуверенность в себе, Кейт. Это было охрененно. И ты это сама знаешь.

Она радостно улыбнулась.

– Мне тоже. Кажется, в жизни лучше не бывало.

Она не смотрела на него, произнося это. Конор не был склонен обсуждать их ощущения, вступая на скользкий путь: «ты мне нравишься», «ты великолепен», «в мире нет никого лучше тебя», «кажется, я в тебя влюбляюсь», «нет, это я в тебя влюбился», «женишься на мне?» Возможно, он был прав. Что оставалось после этого? Сорок лет медленной смерти.

– Зачем? – спросила она, начиная снова ощущать свои конечности и направляясь в туалет. – Что это было?