Толпа вокруг обступала, словно бурные морские воды. Опасно.

– Все в порядке? – одними губами спросила Сьюзи.

Кейт кивнула. Она подняла руки и поправила на голове вязаную розовую шапочку в форме вагины, если можно было утверждать, что у вагины есть форма. Она понимала, что шапочки выглядят очень глупо и ставят под сомнение серьезность вопроса.

Кейт старалась не обращать внимания на растущее возбуждение толпы, запах немытых тел от некоторых протестующих, орфографические ошибки на транспарантах. Они испытывали одновременно возбуждение и ярость, примеряя на себя роль активистов, сражаясь за то, что их поколение считало само собой разумеющимся. Но никто из них не знал, как о чем-то просить, писать письма или обзванивать кого-то. Им не приходилось сражаться. Полученное право усыпило их бдительность. Кейт точно не знала, чего они сегодня требуют. Тот человек собирался попасть в Белый дом вопреки всему. Ходили слухи, что русские взломали машины для голосования, но Кейт в это не верила. Как и в ее родной стране, все просто шло под откос. Тучные годы закончились. И вот они вышли на марш, чтобы показать, что им это не нравится. Ярость скрывала захлестывавший всех ужас. Неужели все это происходит с нами на самом деле? Кейт в последнее время часто слышала о «Рассказе служанки» – книге, которую когда-то читала в колледже, но жизнь в Америке, казалось, действительно потихоньку начинала двигаться в этом направлении. Люди предпочитали говорить об этом в виде шуток или мемов в интернете, но страх был реален и только усиливался. Пошли разговоры о запрете на аборты и даже на контрацепцию, об отмене однополых браков почти сразу же после их разрешения. Неужели именно так все и рушится – шутишь, шутишь, и вдруг наступает момент, когда поднимаешь голову, и шуточки оказываются правдой?

После свадьбы, которой ни она, ни Конор не желали, испорченной Аланной, появившейся, словно в греческой трагедии, и заявившей, что Трикси – не дочь Конора, поначалу ничего не изменилось. Аланну забрала охрана, а потом она отправилась в наркологическую клинику; Трикси шла по проходу перед Кейт на нетвердых ногах, и по ее лицу катились слезы, смешанные с тушью. Кейт и Конор произнесли нужные слова, подписали документы и стали мужем и женой. На следующий день Конор стоял перед Трикси, которая брала образец слюны для теста ДНК.

– Это необходимо? – пробормотала Кейт, обнимая плачущую Трикси. – Она все равно остается твоей дочерью.

Конор гневно посмотрел на нее.

– Ты спятила?

Вот так он стал разговаривать, став ее мужем. Пришли результаты теста, и Аланна оказалась права – Конор не был отцом Трикси. Аланна утверждала, что это был какой-то актер, чьего имени она даже не могла вспомнить, – настолько была в тот момент одурманена наркотиками. Конор больше ни слова не говорил по этому поводу, но все изменилось. Когда Кейт приглашала Трикси в дом, Конор просто выходил из комнаты. Он по-прежнему платил ей пособие и не забрал ключ от дома, но больше ни секунды не проводил с девочкой, не отвечал на ее сообщения и не разговаривал с ней по телефону. Он полностью выбросил ее из своей жизни.

Она пыталась утешить Трикси.

– Он опомнится. Это просто шок.

Вот поэтому она и не хотела снова выходить замуж. Во всяком случае, это была одна из причин. Необходимость извиняться за поведение другого человека. Нести за него ответственность. Она видела, как девочка печальными глазами следит за передвижениями Конора по дому, подавленная, понимающая, что не имеет на него никаких прав, и Кейт пыталась хоть как-то ей это возместить. Но разве могла благонамеренная мачеха заменить биологического родителя? Она не знала и не хотела слишком много думать о том, кто заботится о ее собственных детях.

Потом произошло еще кое-что. Через восемь лет после того, как она бросила мужа, сына и дочь, закрыв эту главу своей жизни, Кейт снова забеременела. Это казалось настолько невероятным, что она долго отказывалась это признать – слишком долго. Конор следил за ее циклом внимательнее, чем она сама, и спросил, почему у нее уже два месяца нет месячных. Она туманно ответила, что и раньше случались сбои. Он настороженно посмотрел на нее. Однажды утром, когда она наливала кофе в металлическую чашку, собираясь поехать в студию, он посмотрел ей прямо в глаза. Просто удивительно, как редко это происходило, если учесть, что они жили под одной крышей.

– Кейт…

– Что?

– Ты задержалась.

Она посмотрела на часы.

– Нет.

Даже с пробками оставалось еще достаточно времени, чтобы доехать до студии в Бербанке.

Он вздохнул. Тот же самый вздох разочарования глупостью собеседника, который она раньше использовала в разговорах с Эндрю.

– Твой цикл.

– Что?

– Прошло уже восемь недель. С последних месячных.

– И откуда ты это знаешь?

Они по-прежнему занимались сексом, но после свадьбы – не так часто, и уж точно не так часто, чтобы он мог наверняка это знать.

– Я же не дурак. Белье в стирке, твое настроение. И в ванной у тебя та же пачка тампонов, что и три месяца назад.

Столько эмоций разом пролетело в ее голове: гнев, шок от нарушения личного пространства… Странное удовольствие оттого, что он так хорошо ее знает?

– Ну, я просто становлюсь старше, вот и все.

Она никогда даже и не задумывалась, что может снова забеременеть – ей казалось, что эта часть ее жизни ушла навсегда.

– Тебе сорок три. Рановато для менопаузы.

– Не обязательно.

– Все равно. Мне будет спокойнее, если ты сделаешь тест.

Он же не серьезно? Это было маловероятно.

– Мне пора на работу, Конор.

– По дороге заедем в магазин и купим тест. Пописаешь на него прямо там, и все узнаем.

И он так и сделал: отвел ее к своей машине, отвез в супермаркет, нашел полку с тестами на беременность, купил тест и отправил ее в воняющий хлоркой туалет. Даже не позволил ей вернуться домой, к их прекрасным раздельным туалетам, которые дважды в неделю мыл кто-то другой. Распаковывая тест, устанавливая его под нужным углом и смачивая его несколькими каплями, она вспомнила 2000 год. Год, когда родился Адам. Тогда она была так рада, забеременев уже на второй месяц попыток – еще одно препятствие, которое преодолела Кейт Маккенна, чемпионка по преодолению жизненных барьеров. Но не в этот раз. Она не могла. Далеко не сразу она разглядела полоски. Две полоски. Да, точно две. Она снова перечитала инструкцию. Две.