Переодевшись в чистые джинсы и черную футболку, Лора вышла в коридор, прислушиваясь к звукам. В доме царила тишина.

Последний миг покоя, подумала она, делая глубокий вдох.

Даже если с Харткипер все сложится, жизнь Лоры уже не вернется в прежнее русло. Как только Одиссеиды узнают, что она жива, для нее наступят трудные времена. После нынешней ночи она, вероятно, не сможет укрыться не то что в этом доме – в городе. Безопасных мест в Нью-Йорке для нее не останется.

Лора в последний раз огляделась, держась за гладкие перила. Она уже собиралась спуститься вниз, когда ее внимание привлекло движение в спальне Гилберта.

Там обнаружился Эвандер, рассматривающий что-то на комоде – старинную серебряную фигурку черепахи, которой Гил очень дорожил, хотя, если честно, восхищаться там было нечем.

Метнувшись в комнату, Лора судорожно выхватила черепашку из рук Вана.

– Это не твое.

С величайшей осторожностью она вернула фигурку на место рядом со старой деревянной шкатулкой и снимком, на котором был изображен Гил и они с Майлзом. Они сфотографировались после того, как Гилберт предложил Майлзу пустую спальню на третьем этаже. Гил увидел парня в кофейне и завязал с ним разговор. Гилберт и Майлз были вылеплены из одного теста – обожали повеселиться и были слишком доверчивыми. Сначала Лора подозрительно отнеслась к новому жильцу, но их вечерние посиделки, ужины, во время которых они перебрасывались шутками, наполнили дом теплом. Лора никогда еще не чувствовала себя так уютно и безопасно, как тогда.

Она обвела комнату взглядом, вспоминая, как сотни раз заходила сюда, чтобы заставить Гилберта принять лекарство, помочь подняться с кровати или лечь обратно – когда возраст внезапно дал о себе знать. Она забегала сюда, чтобы принести чай или сыграть в настольную игру, а еще, чтобы спрятаться от призраков прошлого. Гил называл Лору «дорогая» – никто в мире, даже родители, не обращался к ней так.

Лора не знала ни одного из своих дедушек – оба умерли задолго до ее рождения. Но ей так хотелось, чтобы они у нее были – именно такие, какими она их придумала, слушая рассказы родителей. Но она полюбила и реального старика – Гила, хотя тот иногда бывал раздражительным и упрямым. Сначала Лора планировала задержаться, пока не срастутся сломанные нога и рука Гила, а сама она не накопит денег, чтобы начать все сначала. Но потом не смогла покинуть ни этот город, ни своего подопечного. Его неизменная вежливость, блестящий ум и невероятное чувство юмора пробили ее защитную броню.

Теперь, к ее стыду, в комнате было темно и пыльно. Великолепная коллекция тростей с ручками в виде голов животных не была убрана в шкаф, а полки с книгами были покрыты толстым слоем пыли. Как Лора ни старалась сохранить дом в том же состоянии, каким он был при Гилберте, вот уже несколько месяцев она не могла переступить порог этой комнаты.

– Мне бы и в голову не пришло, что ты живешь в таком доме, – покачал головой Ван. – Стиль очень…

– Лучше не продолжай, – попыталась остановить его Лора.

– Я имел в виду – величественный. – Ее собеседник обвел рукой роскошную мебель из темного дуба, инкрустированную костью и украшенную искусно вырезанными цветами и виноградной лозой. – Как ты вообще оказалась здесь, да еще и в качестве сиделки?

Лора стиснула зубы, сердце заколотилось.

– Выясняй сам, если тебя это так интересует.

Признание поймало ее уже в дверях.

– Знаешь, я всегда завидовал тебе.

Лора замерла.

– Ты завидовал мне?.. – Она снова повернулась к Вану. – И о чем же ты втайне грезил: о бедности, о моем статусе изгоя или об унижении и постоянной угрозе исчезнуть навсегда?

Ван накрыл протез другой рукой, сложил их перед собой. Поза могла бы показаться расслабленной, если бы он не стискивал так сильно искусственную ладонь.

– Ты всегда точно знала, кто ты и кем тебе предназначено быть. Казалось, все дается тебе легко, просто потому, что ты отчаянно этого хотела. Раньше я думал, что если бы мог хотеть чего-то так же страстно, как ты, то, возможно, нашел бы то, что спрятано глубоко во мне. Что заставило бы меня бегать так же быстро, бить так же сильно. Поднимать этот меч.

– Я была глупым ребенком, – сказала Лора. – Думала, что знаю все, но не знала ничего.

Ван слабо улыбнулся.

– Знаешь, в чем ирония судьбы? Я бежал за тобой, пытаясь догнать, а ты сделала то, чего я хотел больше всего в жизни. То, что казалось мне невозможным. Ты выбралась из этого мира.

Лора резко втянула воздух в грудь, и все внутри болезненно сжалось.

– Я просто делала то, что должна.

– Ты делала это, потому что никогда не знала страха, – отозвался Эвандер. – Потому что хотела жить.

– Я знаю, что такое страх, – возразила Лора. – Знаю его лучше, чем свое отражение в зеркале.

– Понятия не имею, что с тобой случилось, – продолжил он. – Я постоянно думал об этом, но никогда не сомневался в том, что ты все еще жива.

Ван направился в сторону ванной, где уже шумела вода. И Лора наконец получила передышку, выныривая из воспоминаний, источника бесконечной боли.

– Знаешь, некоторые так привыкают смотреть на жизнь из своей клетки, что перестают видеть прутья, – добавил Посланец, останавливаясь. – Я никогда о них не забывал, однако научился жить внутри на своих условиях. Не позволяй своему другу застрять в этом вместе с нами.