— Индейцы! — воскликнул кто-то, когда они приблизились.

У мужчин в бизоньих шкурах были раскрашенные лица и перья в волосах. Они окружили процессию. Из-под кожаных балахонов показались длинные ружья, мушкеты и мушкетоны.

— Ложитесь! — закричала женщина.

Еще один боевой клич — и всадники разом открыли огонь.

Когда выстрелы отгремели, через последовавшее затишье пробился хриплый стон. Хокан оглянулся и увидел, как вол припал на колени и рухнул на бок. Мигом сбежались псы — лакать растекавшуюся лужицу крови.

— Здесь же дети! — воскликнул мужчина.

— Огонь! — гаркнул Джарвис.

Поселенцы дали ответный залп. Воздух застлало пороховым дымом. Никто не попал.

Всадники приступили к долгому процессу перезарядки — как и женщины, поджидавшие с шомполами и мешочками дроби, пока мужчины укрепляли баррикады. С заряженным оружием они вернулись по местам.

После тишины — клич, за которым последовал огонь.

Поселенцы дали ответный залп.

Ничего. Не считая дырок в покрышках нескольких фургонов, с тем же успехом обе стороны могли бы палить холостыми.

Осаждающие нарушили строй и собрались на совещание.

— Им нас не взять, — громко зашептал Джарвис партии. — Они не могут подобраться. Не могут.

— Но сколько можем держаться мы? — спросила поселенка.

— О, хоть неделями, — пренебрежительно отмахнулся Джарвис. — Но они на недели не останутся. Не стоит того.

В нескольких фургонах справа муж тихо и горячо ругался с женой, которая, как понял Хокан, уговорила его расстаться с безопасностью тропы.

Внезапно и без оглядки всадники сорвались к холмам, поднялись по склону и скрылись за грядой. Кое-кто возликовал. Джарвис призвал к тишине.

— Это еще не конец, — сказал он.

Мужчины стояли на страже. Женщины готовили обед, мешая в котлах шомполами. Все молчали. Люди как никогда остро осознавали происходящее вокруг. За трапезой Хокану казалось, будто он с чем-то прощается.

Вернулось около половины индейцев. И снова они окружили кольцо повозок. После паузы и боевого клича они открыли огонь. Поселенцы ответили. Никто не попал. Все перезарядились — новый залп. Свистели и стонали пули, далеко минуя свои цели. Последовало еще три-четыре громких и безобидных обмена выстрелами.

И вдруг по склону сошел лавой отряд белых — с криками, ревом, потрясая винтовками. По кружку индейцев пробежало рябью замешательство и ужас. Застигнутые между огнем из фургонов и новоприбывшими спасителями, что рассыпались широким кольцом, индейцы принялись улюлюкать и кричать и поскакали на юг из долины. Кое-кто из новоприбывших погнался было следом, но остановился, как только индейцы повернули направо и перевалили за западные холмы.

Внутри баррикад начались объятия, слезы и молитвы. Кое-кто поздравлял Джарвиса. Хокан нашел Хелен с мальчиком. Ребенок, не потревоженный переполохом, спал в удивительно чистой постели. Хокан приложил ладонь к его лбу. Все еще небольшой жар. Хелен положила свою руку на ладонь Хокана. Нежность, удивление, страсть вытеснили все — мир, его самого. Она положила голову ему на плечо. Он приласкал ее ладонь большим пальцем, надеясь, что этим не обидит. Она прижалась к нему. Они соприкоснулись бедрами. Сели, глядя на мальчика и не обращая внимания на шум раздвигающихся фургонов.

— Ястреб!

Его требовал Джарвис. Хокан собрал всю смелость в кулак и посмотрел на Хелен. Ее взгляд все еще был прикован к мальчику, но улыбка на лице предназначалась ему.

Он вышел из фургона. Джарвис махал ему из проема, проделанного в круге, чтобы пропустить спасителей.

— Они идут. Я хочу, чтобы ты был при мне.

Сгрудившись семьями, поселенцы выстроились в выжидающую линию. Солнце жгло, как открытая рана. Две сношавшиеся собаки смотрели в небо набожно и обреченно. Мальчик выстрелил в холмы из палки-ружья. Над дохлым волом кружили птицы.

— Спасибо, друзья! Милости прошу! Спасибо! — воскликнул Джарвис от лица партии, когда отряд въехал в разомкнутый круг.

Женщины разглаживали фартуки. Мужчины поправляли шляпы. Всадники молчали.

— Спасибо, — повторил Джарвис, солнечный как никогда. — Прошу. Чем мы можем отплатить?

— Хлеб. Мы не ели хлеба целую вечность, — ответил предводитель — мужчина в шляпе с выгнутой тульей, незаметными жестами направляя товарищей на конкретные места.

— Кто-нибудь! Хлеба! — прикрикнул Джарвис.

Недолгое колебание. Наконец две женщины, подобрав юбки, короткими шажками засеменили к фургонам. Один всадник встал у проема в кольце, рядом с Хоканом. Никто не говорил ни слова. У ноги Хокана был муравейник. Он посмотрел на насекомых, потом на небо и, наконец, на всадника. На его лице расплылись желтые, красные и синие пятна, как бывает сразу после того, как посмотришь в ослепительное небо. Хокан моргнул. Пляшущие пятна поблекли. Он моргнул еще. Пляшущие пятна пропали. Но желтые, красные и синие пятна на лице всадника остались. Пятна краски. Хокан словно стал невесомым. Колени подогнулись. Он пошатнулся и наступил на муравейник. Мальчик выстрелил из палки-ружья. Вернулись короткими шажками, подобрав юбки, женщины с круглыми караваями хлеба. Хелен выглянула из фургона и улыбнулась Хокану. Всадник проследил ее взгляд, опустил глаза на Хокана и понял, что тот увидел его желтые, красные и синие пятна от краски. Обоих парализовал миг взаимного узнавания. Всадник смазал краску с лица и посмотрел на пальцы. Предводитель на другом конце круга, разламывая краюху напополам, застал последнюю часть этой сцены. Его глаза превратились в щелочки. Он уронил хлеб и вскинул ружье.