— В присутствии твоего отца я проявил больше самоконтроля, чем когда-либо в своей жизни, — он все еще водил большим пальцем вперед-назад. — Но мой брат попросил вести вести себя хорошо и прочее дерьмо.

Взад-вперед. Туда-сюда. Он медленно усмехнулся.

— Первое впечатление и прочая ерунда, — его акцент теперь казался более глубоким и насыщенным, а большой палец все еще проводил по моей обтянутой тканью руке. — Но он не должен был поднимать на тебя руку, независимо от того, отец он или нет, — процедил он, сжимая челюсти, когда я почувствовала его гнев. — Я единственный, кто когда-либо прикоснется к тебе, — он наклонился ближе, наши губы почти соприкоснулись. — Но только для того, чтобы ты кончила.

Я задохнулась от шока, когда он сделал шаг назад, и его рука исчезла с моей руки. Я подняла руку и потерла то место, где он только что прикасался ко мне. Даже сквозь ткань платья я ощущала, словно моя кожа была обожжена самым лучшим образом.

Его прикосновения, его слова и тепло его тела заставляли меня чувствовать себя грязной, неправильной и… чувствовать, что я хочу большего.

— До ужина, куколка.

И с высокомерной ухмылкой он повернулся и оставил меня прислоненной к стене, все еще окутанной тенью и недоумевающей, что, черт возьми, только что произошло.

Глава 8

Николай

Я поднес бокал ко рту и осушил его до дна, глядя на Амару Бьянки. Она была прекрасна, чертовски великолепная, невинная женщина, которую я не мог дождаться, чтобы развратить.

Хотя я знал, что она девственница, чем хвастался ее отвратительный кусок дерьма-отец, словно это было вишенкой на вершине этого ебаного брака по расчету. Неважно, был ли у нее кто-то до этого. Это был брак по расчету.

Точнее, так было до тех пор, пока я не увидел ее в первый раз, до осознания того, сколько удовольствия я получу от того, что буду брать свою невинную, девственную жену всеми возможными непристойными и развратными способами. Я никогда в жизни не был собственником, но сама мысль о том, что кто-то может прикоснуться к Амаре, желать ее, думать, что когда-нибудь сможет ее заполучить, вызывала во мне темную ярость.

Во мне проснулась убийственная сущность. Одной этой мысли было достаточно, чтобы я пошел и зарезал кого-нибудь за то, что он мог думать о ней.

Единственный раз, когда мой стояк прошел, это когда я вошел в комнату с Марко. Этот ублюдок мог заставить кого угодно понизить давление, просто имея дело с его высокомерной задницей. Но стоило Амаре войти, как мой опустившийся член мгновенно стал полутвердым.

И я не пытался скрыть это, даже не потрудился поправить себя. Я не знал, видел ли кто-нибудь, как твердеет мой член, как он растягивает мои штаны.

Я продолжал смотреть на Амару, ухмыляясь тому, что она отказывалась смотреть на меня с тех пор, как мы сели ужинать. Я знал, что, наверное, не стоило подходить к ней после того, как она вышла из кабинета отца, не стоило называть ее теми маленькими ласковыми словами.

А когда ее ублюдок-отец в упор спросил меня, устраивает ли меня Амара, как будто она была куском блядского стейка, который я покупал у мясника. Мне было плевать на формальности.

Я сразу же стал ее защищать, и то, что ее отец разговаривал с ней так, будто она ничего не значила, вывело меня из себя. Я ушел, ни слова не сказав ни брату, ни Марко, просто повернулся и ушел прямо посреди бредней Бьянки и отправился за его едва вступившей в брачный возраст дочерью.

Стиснув зубы, я заставил себя отвести взгляд от своей красивой невесты и сузил глаза на ее отца. Мать Амары выглядела удручающе, сидя рядом с Марко. Женщина была такой же изящной, как и ее дочь, но я мог сказать, ее учили быть тихой и послушной. Кроткой.

Это не то, чего я хотел в своей жизни. Мне нужна была жена, в которой были бы страсть и огонь, соответствующие моему собственному хаосу.

И я видел этот огонь в глазах Амары за то короткое время, что мы находились в присутствии друг друга. Она знала свое место в нашем мире, но в ее глазах была искра, огонь жизни, который возбуждал меня. Возбуждал меня, как хищника, который только что заметил газель и предвкушает охоту.

Ее брат Джио сидел по другую сторону от Марко, а младшая сестра Амары Клаудия — рядом с матерью. Когда я посмотрел на свою красивую невесту, то почувствовал укол удовлетворения от того, что она смотрит на меня краем глаза. Я сдержал ухмылку, не понимая, почему так приятно, что она проявляет ко мне интерес.

Это облегчило бы все дело, сделало бы более приятным наше совместное времяпрепровождение, когда мы останемся наедине и она будет обнажена и предоставлена мне.

Я вспомнил, как загнал ее в угол в той нише, мы оба были скрыты тенью, так что остались только вдвоем. Клянусь, я чувствовал сладкий аромат ее влажной киски, когда глубоко вдыхал воздух, когда держал ее руку и нежно гладил ее, наблюдал, как ее зрачки расширились от желания, когда я сказал ей, что буду единственным, кто прикоснется к ней, пока я доставляю ей удовольствие.

Это было ублюдочно — сказать ей, такой милой и невинной, — она никогда в жизни не слышала подобной мерзости. И, черт возьми, это даже не было пошлым по моим меркам. У меня была куча всяких непристойностей, которые я хотел ей сказать… заставить ее сделать. Совершить с ней.

Черт, мой член одобрительно дергался при виде всего этого.

Моя кожа натянулась — такое ощущение я испытывал, когда за мной наблюдали, — и я позволил своему взгляду переместиться с Амары на Джио. Внимание ушлепка было приковано ко мне, и он не пытался скрыть свое неодобрение. Я поднял свой бокал и наклонил его в знак приветствия, после чего допил остатки.