Я не осознавала, насколько сильно звучит боль, пока она не вырвалась из моего рта и не заполнила весь кабинет. А потом я услышала его. Шаги приближались. Тяжелые. Твердые. Николая. В одну секунду отец оказался передо мной, схватив меня за запястье, а в следующую его швырнули через всю комнату, и он, споткнувшись, упал на свой стол.

Я уставилась на огромную, внушительную спину Николая, стоявшего между мной и отцом. Его плечи вздымались и опускались, и я слышала тяжелое дыхание. Его гнев ощутимо присутствовал в комнате, он был больше, чем сама жизнь.

— Ты… — сказал Николай и сделал шаг к моему отцу. — Ты совершил ебаную ошибку, — его акцент был настолько сильным, а английский едва различим. Я знала, что если не остановлю это, случится что-то ужасное.

И дело не в том, что мой отец погибнет от рук моего мужа, а в том, что Николай столкнется с последствиями этого.

Я оказалась рядом с Николаем, моя рука обвилась вокруг его большей. Я провела большим пальцем по внутренней стороне его запястья, и он медленно повернул голову от того места, где все еще находился мой отец.

— Поехали. Давай просто уедем, — я повторяла это снова и снова, как мантру. Я не знала, когда дошла до того, что так основательно приняла эту новую жизнь. Но сейчас я боялась, что Николай пострадает, хотя он казался несокрушимым. — Пожалуйста, — прошептала я и увидела, как ярость, охватившая его лицо, немного утихла и он выдохнул.

Он снова посмотрел на моего отца и прорычал:

— Это был последний раз, когда ты к ней прикасаешься.

А потом Николай переплел свои пальцы с моими и вывел из дома.

Глава 17

Амара

Мои слезы давно высохли, но все, о чем я могла думать, — это о Клаудии, о том, как она смотрела на меня с отстраненным выражением, ее большие голубые глаза показывали мне, какое у нее будущее.

Оно было таким же, как и мое. Я посмотрела на свое запястье: на бледной коже красовался синяк в виде отцовской руки.

Я закрыла глаза и подумала о тех последних минутах, когда Николай выводил меня из дома. Мама и сестра вышли вслед за нами к машине, и выражение беспокойства на лице мамы было осязаемым.

Я вспомнила, как смотрела в широко раскрытые голубые глаза Клаудии, как чувствовала ее тревогу и страх, как крепко обняла ее и прошептала на ухо:

— Я вернусь за тобой. Я не оставлю тебя здесь. Обещаю.

А потом появился Джио, который стоял у входной двери, крепко сжав руки в кулаки, и смотрел на мое запястье. Его челюсть была плотно сжата, глаза сужены. Мне оставалось надеяться и молиться, что он защитит Клаудию от гнева нашего отца, пока я не увезу ее. Я должна была верить, что он любит нас больше, чем заботится об одобрении нашего отца.

Я должна была верить в это, иначе я умру.

— Пожалуйста, — прошептала я ему, и когда он решительно кивнул, я почувствовала, как воздух наполняет мои легкие. — Я вернусь за тобой.

И я это сделаю. Я ощущала, как обещание заполняет каждую частичку меня настолько сильно, что другого выхода не было.

Я смутно осознавала включение двигателя частного самолета, выдернувший меня из раздумий. Я слышала разговор пилота и второй пилота на самолетном жаргоне. Я скорее чувствовала, чем видела, стюардессу, ходящую туда-сюда по маленькому проходу.

Но больше всего я ощущала напряженный взгляд Николая, устремленный на меня.

Я смотрела на него, не удивляясь его голубым глазам, устремлённым на меня. Я не могла назвать ни одну часть Николая мягкой. Он сидел, но выглядел напряженным, с зазубринами, как острое лезвие, которое может разрезать вас так же легко, как горячий нож масло.

— Я должна вытащить ее оттуда.

Я знала, он понимает смысл моих слов, их значение.

Но он ничего не ответил, просто протянул руку через небольшое пространство между нашими сиденьями и осторожно взял мою ладонь в свою. Он задрал рубашку, обнажая уродливый цвет моего запястья, и я услышала низкий, глубокий звук неодобрения. Он нежно — Боже, так нежно — провел пальцем по внутренней стороне моего предплечья, остановившись прямо перед синяком.

А потом его прикосновение исчезло, и он откинулся на спинку кресла, устремив взгляд в окно. Мышца под его покрытой щетиной щекой напряглась, и я сглотнула, зная, что это ощущение исходит от него, зная это жесткое, почти нечитаемое выражение его лица.

Он не хотел, чтобы это закончилось.

Мы сидели долго, так долго, что я не надеялась поговорить до конца полета в Десолейшен. Я подтянула ноги на сиденье и прижала их к груди, устроившись так, чтобы смотреть в окно.

Мы находились в воздухе уже полчаса, время удивительным образом пролетело незаметно, но ощутимую энергию, которая исходила от Николая, невозможно было игнорировать.