— Ты не хочешь знать, когда будет наша свадьба? — голос Николая был глубоким. Хотя у него был американский акцент, я уловила небольшой русский, почти неслышный, кроме тех случаев, когда он произносил некоторые слова.

— Она согласится на любую дату, — ответил отец, и я посмотрела на него: он уткнулся в свой бурбон, нахмурившись.

— Я тебя не спрашивал, — сказал Николай серьезным, мрачным тоном.

Я повернула голову в его сторону, чувствуя, как расширяются мои глаза. Люди не разговаривали с Марко таким образом, тем более в его собственном доме.

В комнате воцарилась гробовая тишина, и единственным звуком было потрескивание огня. Я перевела взгляд на Дмитрия и увидела его ухмылку, когда он поднес свой бокал ко рту и допил спиртное.

— Я разговариваю со своей будущей женой. С моей невестой, Марко.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, когда Николай использовал имя моего отца, что в его глазах считалось неуважением. Но отец ничего не сказал, и хотя я чувствовала, как от него исходит холод, как он ощутимо злится, его молчание означало только одно.

Он боялся Николая, боялся того, на что способен этот человек, его организация. Той силы, которой они обладали.

— Ну, давай, девочка. Отвечай ему, — голос отца был резким, и я чувствовала на себе его взгляд, хотя и не смотрела на него.

Я сцепила пальцы перед собой, понимая, что, вероятно, должна принять покорную позу и опустить голову в знак уважения, разорвать зрительный контакт с Николаем, но он словно молча желал, чтобы я встретила его лицом к лицу, не отступала. И это вызвало во мне прилив уверенности и собственной силы.

Показать ему, что я сильнее, чем многие думают. Поэтому я выпрямилась и вскинула подбородок, удерживая взгляд Николая и видя его явное одобрение в сочетании с легкой ухмылкой в уголках рта.

— Разве ты не хочешь знать, когда мы поженимся, Амара? — он снова спросил, и я подавила дрожь при звуке моего имени, сорвавшегося с его губ, русский акцент казался теперь более сильным, когда он произносил эти слоги.

Мне было немного стыдно и неловко за вспышку желания, особенно стоя в комнате с двумя незнакомцами и моим отцом. Но я быстро поняла, что, просто находясь в присутствии Николая, все остальное исчезает, и мне становится все равно на остальное или на то, что кто-то подумает.

Это было освобождающе.

Я облизнула губы и почувствовала, что смотрю на отца, словно инстинктивно желая получить его одобрение.

— Не смотри на него, красавица, — хотя голос Николая был суровым и требовательным, как у моего отца, в нем прозвучала и другая нотка.

Я не могла определить, что именно, но от этого я испытываю определенные ощущения, которые заставляют мои бедра сжиматься, а лицо еще больше пылать. И я повиновалась, снова уставившись на Николая, чувствуя, как все остальное исчезает.

— Ответь мне на вопрос, — он сделал шаг вперед, и, хотя до него было всего несколько футов, я почувствовала пряный, темный аромат одеколона, который он использовал.

Я глубоко вдыхала, не осознавая, что совершила этот поступок, вдыхала его запах, пока не смогла остановить тихий звук… чего? Нуждаемости? Отчаяния? Возбуждения?

— Когда? — это слово вырвалось из меня с придыханием, едва слышно, но он подарил мне еще одну из тех слишком сексуальных улыбок уголками рта.

— Когда, что, красавица? — он сделал еще один шаг вперед, и я почувствовала, как напряглись мои мышцы, словно я предвкушала… что-то.

Я облизнула губы и заметила его взгляд, опустившийся вниз, чтобы понаблюдать за этим действием, прежде чем он медленно, непристойно перевел внимание обратно на мои глаза.

— Когда свадьба? — после того как я задала этот вопрос, Николай долго молчал, продолжая смотреть на меня. А потом ухмыльнулся.

— Через месяц, — наконец произнес Николай.

Воздух покинул меня с такой силой, что я попятилась назад, но отцовский стол остановил мое падение.

— Через месяц? — мой голос был напряжен.

— Держи себя в руках, девочка, — мой отец шипел. — Перестань драматизировать.

Мне показалось, мы так долго молчали, и только стук моего колотящегося сердца заполнял мои уши. Но потом я снова сфокусировалась и услышала, как отец обращается к Николаю, его тон стал более жестким. Я понимала, причина в том, что Николай обидел его тем, как разговаривал с ним, — неуважение, которое Марко, вероятно, никогда не сможет забыть.

Не обращая внимания на все остальное, я сосредоточилась на огне. Комната, обстановка, разговор… все затихло, когда пульс снова заколотился в ушах.