Шрифт:
– Но прогнозы оптимистичные?
Сэм тяжело вздохнул.
– Мама не без причины злится. Я не сразу сообразил, насколько все серьезно. Отцу сейчас нельзя волноваться, а тут этот чертов ураган. Он рвется в офис, хочет сам осмотреть разрушения, говорить с людьми. Сегодня днем собрался лезть на крышу, чинить ее. Я его, конечно, не пустил. Вообще удерживаю его как могу. – Сэм растер ладонью глубокие складки на лбу. – Извини, я очень устал. Как ты записала в блокноте? «Не позволю спать на полу»? Вот там завтра и продолжим.
Наши взгляды встретились. Я увидела измученного тревогой человека, который взвалил на себя слишком много. Захотелось его обнять, погладить по спине, положить его голову себе на колени и помассировать его пульсирующие от усталости виски. Он всегда жаловался на эту боль, когда в колледже зубрил днями напролет конспекты перед экзаменами. Но это было тогда, а сейчас я поспешила спрятать руки в карманы.
– Уверен, что сможешь выспаться в библиотеке? Я готова поменяться…
Голубые глаза в обрамлении длинных темных ресниц раздраженно вспыхнули.
– Спокойной ночи, Роуз!
Я проводила его взглядом и, когда Сэм беззвучно закрыл за собой дверь, без сил рухнула в кресло.
8
Я просидела в кресле не меньше получаса, но наконец собралась с силами и пошла в ванную принять душ и почистить зубы перед сном. Вела туда примыкавшая к спальне гардеробная. За дверью меня встретил терпкий, бодрящий запах кофе – крепкого, без сахара и сливок, какой Сэм и любил. Для меня этот запах ассоциировался с мужественностью, стойкостью и собранностью.
Я включила свет, и, вопреки моим ожиданиям, открытые стеллажи оказались забиты битком. Можно было подумать, что Сэм все еще живет здесь, а не в каком-то другом доме с будущей матерью своего потомства.
Может быть, копаться в чужих вещах это и дурной тон, но я пробежалась пальцами по бесчисленным пиджакам и блейзерам из теплого твида и летней вискозы всевозможных цветов и оттенков: от песочных до глубоких черных. Рубашки были белыми и идеально отглаженными. Всего несколько пар джинсов, но в основном брюки. Нет, может быть, он стал нетерпеливее, но пристрастия в одежде сохранились.
Мое внимание привлекла бордовая коробка, видневшаяся за стопкой рубашек поло. «Ты будешь гореть в аду», – предупредил внутренний голос, но руки сами собой потянулись к ней, вынули и поставили на пол. Я бы узнала ее из миллиона: это была коробка из-под моих туфель, которые мы вместе с Сэмом купили мне на выпускной. Усевшись на коленки, я стащила слегка надрывавшуюся по углам крышку, чувствуя трепет. Внутри оказались два билета на «Ла-Ла Ленд» с нашего первого официального свидания; альбом с общими фотографиями, украшенный мной наклейками в форме сердечек; шуточный коллаж «Сэм Стоун отказался от поста премьер-министра Великобритании ради Олдерни», который я сделала из газетных вырезок и его портрета; мой рождественский подарок Сэму – кожаный брелок с надписью «Самый сексуальный зануда на свете»; засушенная розочка-бутоньерка красного цвета, она была в его нагрудном кармане, когда он делал мне предложение; красная бархатная коробочка из-под помолвочного кольца. Я раскрыла ее, задержав дыхание, но она оказалась пуста. Конечно, Сэм не хранил фамильное украшение из белого золота с крупным бриллиантом где ни попадя. А на самом дне лежал сложенный вчетверо лист бумаги. Я развернула его и узнала почерк Сэма.
«
я начинаю это письмо, наверное, в миллионный раз и не знаю, смогу ли когда-нибудь закончить… Прошло два месяца, как ты переехала в Лондон, а я вернулся на Олдерни. Какая ирония судьбы, что мы не можем жить в одном месте одновременно, хотя нет ничего, чего бы мне хотелось больше. Просто быть рядом с тобой.
Каждый день я прокручиваю в голове наш последний разговор и не понимаю, как можно было добиться другого исхода. Наверное, впервые в жизни я зашел в тупик, из которого не могу найти выход, и все мое хваленое образование тут совершенно бесполезно. Работа на телевидении – твоя мечта, и я не имел права просить отказаться от нее. Меня же вырастили с мыслью, что самое важное – это с гордостью нести титул лорда и… Черт, я отхожу от темы…
Роуз, я хочу купить билет в Лондон, заявиться к тебе в общежитие и умолять, чтобы ты приняла меня обратно. Но… Я понимаю, что в этом нет никакого смысла, потому что нет компромисса, который бы сделал счастливыми нас обоих. Поэтому… Господи, как же это неправильно… Я не хочу это писать, мне даже думать больно об этом, но, наверное, лучше оставить все как есть, чтобы каждый из нас мог делать то, что считает нужным.
Я верю, что однажды ты добьешься больших успехов, а я буду издалека смотреть выпуски вечерних новостей, которые ты ведешь, и радоваться за тебя. Потому что ты будешь на своем месте. Там, куда ты так отчаянно хотела попасть. Я же буду здесь, на Олдерни, делать то, что делает каждый мужчина в нашем роду, – оберегать остров от бед.
Роуз…
Завтра я снова попробую дописать это письмо…»
Дрожащими руками я вновь сложила лист и убрала в коробку. Щипали нос и глаза, но я сдерживала слезы. Мы потеряли такую прекрасную любовь. Я вернула коробку на место и похлопала по щекам. Это все в прошлом.
В прошлом!
Сэм сделал свой выбор, он поставил точку. И это письмо лишь подтверждение тому, что нам не суждено быть вместе.
В ванной я обнаружила его зубную щетку и набор шампуней, гель для душа и туалетную воду. Либо он часто бывает у родителей, что казалось мне странным, учитывая наличие девушки, либо соврал насчет Харпер. Может быть, он хотел вызвать ревность, как сделала я, выдумав Аруна?
Я вытащила телефон, впервые за семь лет ввела имя Сэма в поисковой строке и ахнула от удивления. На большинстве фотографий с разных мероприятий он был запечатлен рядом с невероятной красавицей! Платиновая блондинка Харпер Джексон была как минимум на голову выше меня, обладала идеальными пропорциями лица и фигуры – слишком идеальными, чтобы иметь их от природы, – и, если верить репортерам, располагала таким внушительным наследством, что могла бы содержать всю Англию на протяжении десяти лет.