Шрифт:
– Черт бы тебя побрал, скотина. Поговори мне тут о начальстве!
Словно дикая тигрица, Эдит кинулась на капитана, не прекращая сыпать ругательствами. Она готова была сбросить его за борт в компанию вздувшихся трупов и посадить в лодку несчастных. Отчаянные вопли людей на берегу и детский плач отзывались в Эдит невыносимой болью. Она вцепилась капитану в глотку. Маленькое судно закачалось. Авинаш в один резкий бросок поймал ее и сжимал в объятиях до тех пор, пока она не затихла. Капитан с ворчанием вернулся к штурвалу, поправив манжеты и воротничок, а Эдит кричала, пытаясь вырваться из рук Авинаша.
– Черт тебя подери, Авинаш, que Dieu te maudisse! [139] Черт вас всех подери. Куда вы плывете? Неужели вы бросите этих людей? Они же сгорят здесь заживо! Ты разве не видишь? Оставь меня, я вернусь назад. Оставь меня, я не хочу. Не поеду я никуда. Merde! [140] Ни за что не сяду на один корабль с этими подлецами-англичанами! Будь они прокляты! Верни меня в Смирну. Emmene-moi a Smyrne! [141]
139
Будь ты проклят! (фр.)
140
Дерьмо! (фр.)
141
Верни меня в Смирну! (фр.)
Авинаш и не думал ослаблять объятия. Лодка, рассекая носом темную воду, быстро отдалялась от берега и кричавших людей. Когда запас брани на всех языках, на каких только говорили в Смирне, иссяк, Эдит, всхлипывая, сама прильнула к груди своего друга.
– Авинаш, прошу, не увози меня отсюда! Оставь меня, я останусь тут, я сгорю вместе с этими людьми. Здесь мой дом. Этот город – моя родина. Я не хочу, увидев это все, бежать и жить потом словно призрак!
Внезапно она перестала плакать и, вскрикнув, зажала рот обеими руками. С лодки, которая отошла уже далеко, открылся вид на город, пожираемый пожаром.
Эдит выпрямилась и как завороженная смотрела на берег. Пламя, словно свора бешеных собак, множилось, ширилось и охватывало Смирну со всех сторон. Огромный многолапый красный монстр. Авинаш притянул было голову Эдит к своей груди, но она оттолкнула его и продолжила не отрываясь смотреть. В свете красных бликов огня, отражавшихся в воде, черты ее лица смягчились. Она стала похожа на ту девушку с фотографии, лежавшей у Авинаша в кармане. Не отнимая рук ото рта, она несколько раз моргнула, затем тяжело сглотнула, и по ее щекам медленно покатились слезы.
Пожар, гулявший по холмам, словно красная океанская волна, поглощал прекрасную Смирну и ее детей.
«Айрон Дьюк» был уже близко. Люди в битком набитой лодке поблизости, заметив спущенную с британского броненосца веревочную лестницу, налегли изо всех сил на весла. Они размахивали руками и в один голос что-то кричали, но слов было не разобрать.
Поднимаясь на корабль, Эдит из последних сил цеплялась за лестницу. На полпути она остановилась и посмотрела вниз – к ней летел двухлетний ребенок, которого снизу подбросила мать. «Госпожа, возьми с собой мою доченьку, спаси ее, госпожа, се паракало!» — раздался пронзительный крик. Одеяльце, в которое была завернута малышка, распахнулось, открывая грязное маленькое тельце. Девочка явно была в восторге: наверное, когда-то точно так же ее подбрасывал в воздух отец. Лица Эдит и малышки оказались друг против друга, девочка открыла рот, готовая засмеяться. Одной рукой держась за лестницу, Эдит попыталась поймать ребенка, но потеряла равновесие и чуть не упала в воду. А девочка полетела вниз, ее смех сменился плачем, затем она ударилась головой о борт лодки и упала в темную воду. Следом раздался душераздирающий вопль ее матери. Нырнув в море, она вынырнула с окровавленным телом, поцеловала лицо дочки и, держа ее на руках, камнем ушла на дно.
Эдит в ужасе застыла, но люди в лодке даже не обратили внимания на эту сцену. Отталкивая друг друга, они стремились забраться на палубу броненосца. Капитан, которого Эдит чуть не придушила до этого, схватил железную палку и принялся бить по рукам тех, кто повис на лестнице. Увидев это, Эдит закипела – сейчас бы ее никто не остановил расправиться с ним. Она попыталась спуститься, но руки соскользнули, и ее подхватил Авинаш, карабкавшийся на корабль вслед за ней.
– Поспеши, если не хочешь, чтобы еще больше людей погибло из-за ложной надежды, которую дает им эта лестница.
Не успели они ступить на палубу, как лестницу свернули, а оставшихся в лодке людей начали обливать с палубы кипятком, чтобы те убрались от корабля подальше.
Запыхавшаяся Эдит кое-как дошла до носа корабля и прислонилась к ограждению. Смотреть на происходящее уже не было сил. Интересно, если она прыгнет отсюда, то умрет сразу? Даже здесь до нее доходил жар огня, лоб покрылся бисеринками пота. А те, кто остался на набережной, должно быть, горели сейчас как в печи. Люди прыгали в воду целыми группами по десять, по двадцать человек. Некоторые цеплялись за железные кольца, к которым рыбаки привязывали свои лодки, и так держались на плаву. Несколько турецких солдат шли по набережной и, как тот английский капитан, железными палками били несчастных по рукам. Они еще какое-то время барахтались, махали руками, будто прощаясь с толпой на берегу, а затем исчезали в темной воде.
Авинаш подошел к Эдит со спины и обнял за талию, шея женщины стала влажной от его слез. С берега все еще доносились крики людей, и ни звуки сирен, ни набат с занявшихся огнем церквей не могли их заглушить. Ни Авинаш, ни Эдит никогда прежде не испытывали такой невыносимой скорби и отчаяния. Они прижались друг к другу, чтобы не упасть. В бальном зале «Айрон Дьюка» военный оркестр заиграл польку. Пожар с неутолимой жадностью терзал прекрасное, узорчатое здание «Театр-де-Смирне», затем перебросился на «Кафе-де-Пари», а оттуда – на «Кремер Палас». Крыша отеля с грохотом обвалилась, и величественное здание кануло в небытие.