От мысли, что я буду ложиться спать один каждую ночь до конца своей жизни и желать, чтобы она была рядом.

От интуитивного чувства, глубоко в костях, что я влюбился в Сильвию, даже не пытаясь.

И я ничего не мог с этим поделать.

Сильвия

В четверг утром, как только я отвезла детей в школу, я натянула всю свою самую тёплую зимнюю одежду и помчалась в винодельню. День был солнечным, но жутко холодным: воздух обжигал нос изнутри и хлестал лёгкие при вдохе. Но моё тело согревалось предвкушением, пока я считала последние минуты до встречи с Генри.

Его грузовик стоял на парковке, и моё сердце застучало сильнее при виде его. Я так скучала по нему, пока была в отъезде. Я мучилась с решением, стоит ли звонить ему, — часть меня знала, что лучше оставить его в покое, — но в конце концов я так хотела услышать его голос, что не выдержала и набрала номер. У него был удивительный дар успокаивать даже самый сильный хаос в моей голове, помогать мне видеть вещи в правильной перспективе, напоминать, что на самом деле важно. Генри умел меня рассмешить даже в самые трудные моменты. С ним я чувствовала себя понятой. Принятой такой, какая я есть, со всеми моими недостатками. Я бы не справилась с последними шестью неделями без его дружбы.

Когда я впервые пошла к нему в виноградник после Нового года, я была поражена, узнав, что он всё ещё готов меня обучать. Я думала, что, как только скажу ему, что между нами не может быть ничего романтического, он рассердится. Обидится. Разозлится.

Но он не стал. Он был добрым и понимающим. Безусловно, разочарованным, но не заставил меня чувствовать себя виноватой за то, что я не могу изменить. Он утешил меня. Обнял меня и заверил, что я не ужасный человек — я человек, я поступаю правильно, и я прощена.

Тем не менее, я пообещала себе не злоупотреблять его добротой. Я не собиралась быть для него обузой. Не собиралась приходить туда каждый день, ожидая, что он уделит мне внимание.

Но, конечно, всё произошло именно так.

Неважно, сколько времени я могла провести с ним — мало или много, он делал это время драгоценным. Он был терпеливым, смешным и добрым. Он отвечал на все мои глупые вопросы, никогда не раздражался, даже если я просила его повторить. Мы часто смеялись. Рассказывали друг другу истории. Делились своими маленькими слабостями — его слабостями были соревнования по чирлидингу на спортивных каналах, пончики с хрустящей глазурью и магазин поддержанной мебели. Я всегда смеялась, представляя, как он тайком просматривает сайт мебели и с трудом удерживается от покупки стола из восстановленного дуба или итальянского кожаного кресла.

Он тоже смеялся над моим списком.

— Прости, — сказал он, — но я вынужден дисквалифицировать твой пункт про еду. Салат не может быть маленькой слабостью.

— А ты пробовал греческий салат в Национальном парке Кони-Айленд? — возразила я. — Он утопает в фета! А свёкла консервированная!

— Консервированная свёкла? Боже, какой ужас! — Он потянул меня за волосы, и я засмеялась.

Но кроме этого он ни разу меня не коснулся. Ни разу.

Иногда я ловила, как он смотрит на меня, и он ловил, как смотрю на него. Но мы никогда не говорили ни слова о том, что произошло между нами… или о том, что происходило сейчас. Как будто, если не называть это, мы будем в безопасности.

Но мы не были. Конечно, не были.

Я ворвалась в дегустационный зал и увидела Хлою за стойкой, которая разбирала новые бокалы из коробок.

— Привет, — сказала она, — как дела с домом?

— Всё хорошо, — ответила я, тяжело дыша. — Генри здесь?

— Внизу. Слишком холодно работать в винограднике сегодня. Ты хочешь…

Но я уже мчалась через цементный пол к ступеням, ведущим в подвал. Я сразу его заметила, стоящего у бочки с длинной стеклянной трубкой, которую теперь знала, как называть — «винный вор».

Он услышал мой топот по лестнице, поднял взгляд и широко улыбнулся.

— Привет.

Когда я подошла к нему, я дышала тяжело, и мне казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди. Но это было не только от спешки.

— Привет.

— Как прошла оставшаяся часть поездки?

— Хорошо.

Я до смерти хотела, чтобы он обнял меня, и не могла удержаться от разочарования, когда он так и не сделал этого. Моё тело было словно огромный обнажённый провод, искрящееся от его близости.

— Дети справились?

— Да. Было тяжело, и Уитни много плакала, но я ожидала этого.

Мои надежды начали угасать… Он так и не прикоснётся ко мне. Даже дружеского, неформального касания локтем не будет.

— Бедняжка.

Он взял пробу вина из бочки.

— Ты рада вернуться?

— Да.

Боже, как я скучала по его объятиям. Неужели я больше никогда их не почувствую?

— Кажется, теперь мы действительно можем двигаться дальше.

— Когда вы закрываете сделку с домом?