Также и Руда Пабьяницкая пользовалась популярностью среди богатых лодзян. Здесь располагалось множество дач. Как и эта – вилла Хенрика Дворака. Больше всего их было в рудском лесу, хотя тогда там не было так красиво, как сейчас. Только деревьев гораздо меньше, вырубили всё – бедняки на дрова лес извели.

Однако, когда началась война, Руда пострадала гораздо меньше, чем окрестные дачи, и сюда всегда кто-то приезжал.

Во время войны они тоже приезжали. Трамвай ходил до Руды, и железнодорожная ветка была. Только я не об этом хотел рассказать. Об истории этого твоего дома собирался… Я всех их там знал, кого-то только по рассказам, но я думал обо всем этом так много, что мне кажется, они уже стали моими старыми добрыми знакомыми. Когда я закрываю глаза, то могу воскресить в памяти все те картины, о которых расскажу тебе.

Пан Хенрик Дворак, фабрикант из Лодзи, купил виллу сразу после Первой мировой. Хороший был человек. Нет ничего лучше, чем оставить после смерти о себе хорошие воспоминания.

Дворак не был скупым, кто нуждался – тому помогал. Большой процент от прибыли он жертвовал на благотворительность, на церковь, на школы. Для работников завода и их семей он оплачивал места в Лодзинской больнице. Если у кого беда, обращались к Хенрику, а тот всегда помогал. Любили его люди. Он был очень хорошим человеком. А какой образованный! В молодости учился в Лейпциге на дирижера и играл на разных инструментах. Несколько месяцев, говорят, играл у царя в оркестре в Санкт-Петербурге. После возвращения в Лодзь в течение нескольких лет был дирижером в мужском хоре. Потом он отлично дирижировал этими своими заводами. Но до поры до времени, потому что здоровье его постепенно пришло в упадок. Но об этом чуть позже.

Здесь, в Руде, он бывал наездами. Вначале он приезжал со своей женой – она была совсем не ангел. Они совершенно не подходили друг другу. Изнеженная, болезненная с детства, все ей в каждой мелочи прислуживали, так что она была настроена исключительно на себя. Жутко раздражительная! Все удивлялись, почему такой человек, как Хенрик, решился на этот брак. Говорили, что из-за каких-то имущественных дел. В те времена и такое бывало. Женились не люди, а поместья, капиталы. Это был договорный союз. Клара была какой-то его очень дальней родственницей. Их родители хотели имения поженить, а не молодых. И тем самым они причинили им большой вред.

Перед свадьбой Клара уверяла его, что долго не протянет. Потому что бледная, больная, вечно вздыхающая и постоянно под опекой врачей. Сердце у него было доброе, и он решил позаботиться о ней. Она прожила еще довольно долго, правда, постоянно болея разными болезнями. А доктора она так часто вызывала, потому что у нее была большая слабость. К нему. Прислуги в доме было предостаточно, поэтому Хенрик все чаще бывал здесь, в Руде. Многие здесь находили спасенье. Если не от дурного воздуха, то от сварливой хозяйки.

В тридцатые годы Дворак и сам заболел. Переехал сюда на постоянное жительство, чтобы хлипкую жену не заразить. Вот тогда и началась вся эта история. Сердцем я был в самом центре событий, хотя меня тогда еще не было на свете. Хенрик был… он имел для меня очень большое значение. Иногда я задаюсь вопросом, что было бы, если бы судьба повернулась иначе, изменив некоторые события. Если бы люди, играющие главную роль в том, о чем я расскажу тебе, принимали совсем другие решения. Мы бы, наверное, не сидели здесь за столом и не вспоминали бы старые истории Руды Пабьяницкой. Быть может, нас даже не было бы на свете?

Разговор с паном Анджеем привел к тому, что я больше не могла думать ни о чем другом, кроме как о прежних обитателях дома и о том, что тут произошло. Я уже знала, что дом был дачной виллой фабриканта Хенрика Дворака, – но где фабрикант, а где пани Стефания? Как вилла могла стать ее собственностью? Я помнила, как она говорила мне, что это очень запутанная история. Она должна была рассказать мне все «в свое время». К сожалению, так и не успела.

Пан Анджей обещал рассказать все, что знает. Однако тогда он заявил, что за один вечер изложить всю историю невозможно.

– На сегодня все, – сказал он и встал со стула.

– Пан Анджей! Вы еще, можно сказать, не начали, а уже заканчиваете! – воспротивилась я. – Может, еще чайку?

– Зося, мне пора. Мы еще не раз встретимся. Надеюсь, ты никуда не уезжаешь.

– Куда теперь уедешь – пока не расскажете, уж точно не уеду, – улыбнулась я. – А вообще-то, я собираюсь провести здесь много времени. Может, даже всю жизнь.

– Замечательный выбор, – похвалил пан Анджей. – Вот только одиноко тебе будет в этом большом доме.

– Кота заведу. Бродил тут один по саду.

– Кот не сможет дать всего, что надо молодой женщине.

Увидев мой взгляд, он добавил:

– Но для начала… Для начала совсем неплохо.

– Ой, пан Анджей. Я буду мучить вас, пока не узнаю всю эту историю.

– И волки сыты, и овцы целы, – сказал пан Анджей. – И твое любопытство будет удовлетворено, и у меня будет компания. Потому что со Стефаном и с курами не о чем особо говорить.

Провожая Анджея до дороги, я увидела блестящие кошачьи глаза. У меня не было чем угостить котика, но я обещала исправиться: вернулась домой, порезала колбаску, которая осталась после посещения Шимона, и выставила ее в мисочке на крыльцо. Через некоторое время кот робко поднялся на лестницу. Он был рыжий, только над ухом у него было белое пятнышко, и смотрел он на меня так просительно.