– Ты врач? – Ее вопрос многократным эхом отозвался в моей голове.

– Ты врач? – повторила она.

– Был когда-то, – тихо пробормотал я.

Мне совсем не хотелось говорить с ней на эту тему. Для меня все было в прошлом, и я не собирался к этому возвращаться. Прошлая жизнь закончилась. Давно.

Мы с Зосей проводили много времени вместе. Может быть, слишком много. Может быть, я слишком далеко влез в ее дела, может, слишком сильно хотел помочь. Но ведь в мире в любой момент можно найти друга. И, надеюсь, людям все-таки можно доверять. И не все они обратят твое участие против тебя. Хотелось бы так думать.

Мне было очень любопытно, что за подонок оставил ее и позволил уехать одной, неизвестно куда. Потому что ведь она сбежала в неизвестность, в абсолютно незнакомый дом, практически в трущобу без воды, без электричества. Сама она не говорила о нем, а я и не спрашивал, потому что некстати. Я вообще мало знал о ней.

Слишком мало. Однако я был рядом с ней и держал ее за руку в один из самых мрачных моментов ее жизни. В мои худшие моменты я ведь тоже был один, и не хотел ни с кем видеться, не хотел ни с кем разговаривать. Конечно, меня направляли к психиатру, даже какое-то время я принимал антидепрессанты, но все это не имело смысла. Потому что не депрессия и не плохое настроение терзали меня каждую ночь. Меня мучило одиночество и пустое место рядом, на подушке, которое я иногда сам специально проминал и представлял: та, которой принадлежит мое сердце, всегда рядом и только что ушла в ванную. И через минуту она придет, благоухающая ванильным бальзамом для тела, и робко попросит помазать ей спину. Она прекрасно знала, чем заканчивалось умащивание спины. Она была для меня всем. Весной, летом, осенью и зимой. Я мог говорить с ней часами, но мы могли и просто молчать, глядя на огонь в камине, который я разжигал каждый вечер, потому что ей это очень нравилось.

У нее были зеленые глаза и длинные светлые волосы, которые зимой слегка рыжели. Думаю, ей это не нравилось, но я не хотел, чтобы она их красила. Я всегда говорил, что позволю сделать ей это только тогда, когда найду на ее голове тысячу седых волос.

– Будешь считать? – смеялась она. – Это займет у тебя всю ночь!

– Пусть. У нас есть время. – Я обнимал ее, давая понять, что не хочу никуда ее отпускать от себя. Мне казалось, что у нас очень много времени, целая жизнь. Жизнь, которая должна была одаривать нас чудесными мгновениями.

– Буду считать всю ночь, – целовал я ее волосы.

– Ой, не выспишься, Шимон! – озорно предупреждала она.

– Отосплюсь на старости лет, – всегда отшучивался я. Когда я был с ней, мне было жалко тратить время на сон. Иногда, когда она спала, я смотрел на нее, не веря, что она чувствует по отношению ко мне то же самое, что и я к ней.

У нее были веснушки на лице. У нее везде были веснушки, и она очень нервничала, когда я лежал рядом с ней и пересчитывал их, касаясь ее тела – сантиметр за сантиметром. У меня было впечатление, что я прекрасно знаю карту этих точек на ее теле, но каждый миг находил новые. Она раздражалась и отталкивала меня, чтобы я не слишком много успел высмотреть.

Часто все кончалось радостной беготней по дому. Мы никуда не ходили, нам нравилось быть дома вместе. Всегда.

Мы познакомились на подготовительных курсах в медицинскую академию. Она была отличницей. А я? Мне надо было много часов просидеть, очень потрудиться, чтобы запомнить то, что она запоминала слету. Я думаю, это из-за нее я вообще пошел в медицину. Я хотел подтянуться до ее уровня, произвести на нее впечатление. Отчасти мне это удалось. Если бы я этого не сделал, мы бы и не были вместе.

Встретив ее, я поверил в любовь с первого взгляда. Я точно помню тот первый раз, когда увидел ее. Это было октябрьское субботнее утро, и я направлялся как раз на курс подготовки к экзаменам в колледж. Я тогда ездил из Скерневиц [6] в Лодзь, поэтому выбрал субботу, а не будний день.

Перед аудиторией сидела она, погруженная в чтение учебника по биологии, слегка морщила нос и покусывала карандаш. Длинная прядка упала ей на глаза, а она даже не пошевелилась, чтобы поправить волосы. Мне хотелось подойти и закинуть этот яркий локон ей за ухо. Я даже помню, как она была одета. Никогда не забуду ее короткую зеленую вельветовую юбку и рваные желтые колготки (дыра на разбитой коленке, как у маленькой девочки).

– Нужна первая помощь? – спросил я.

Она посмотрела на меня растерянным взглядом.

– Я говорю о колене.

– А! – Она улыбнулась. – Это я бежала к трамваю.

– И вдруг бордюр у тебя вырос на дороге?

– Вот именно! – воскликнула она. – Чертов бордюр!

– Я могу перевязать рану. Я скоро буду врачом, – сказал я, потому что, как мне казалось, того, что я собираюсь сдавать на медицину, уже достаточно. Хотелось произвести впечатление на девушку.

– Правда? – рассмеялась она.

– Да. Я еще не знаю, кем буду, но буду спасать мир, – и я сел рядом с ней.

– И спасение мира ты хочешь начать с моего колена? А аптечку ты с собой носишь?

– Не всегда.

– Тогда чем же ты хочешь перевязать мне ногу?

– Я видел в фильмах про войну, как бойцы отрывают себе рукав, – сказал я серьезно. – Все мои рукава в твоем распоряжении.

Она снова рассмеялась.

– Ага, и полуголый пойдешь на занятия?

– Если я собрался спасать чью-то жизнь, то могу пойти и полуголым.