— Папа? — сделала девушка первый шаг на кухне.

— Я здесь, — раздался слабый голос из гостиной.

Журналистка вздохнула и… отложила таблетку на первую попавшуюся полочку в коридоре. А вот бутылку с собой все же прихватила.

Юрий Васильевич сидел на диване и смотрел в видеопанель. Выключенную. Вполне возможно, что он изучал собственное нечеткое отражение на матовом экране.

— Проходи, — предложил Глава клана дочери, не отводя покрасневших от «картины».

Выглядел мужчина откровенно хреново. Рубашка, кажется, была еще вчерашняя (вероятнее всего, кое-кто в ней ночевал), местами мокрая, как и волосы. Он явно недавно без затей засунул голову под кран. Однако был уж, похоже, бывший медиамагнат трезв и где-то даже собран.

Мышкина без слов прошла в гостиную и уселась рядом.

— Пап, прости… — коротко выдохнула она.

Мужчина без каких-либо эмоций кивнул.

— Ты, дочка, конечно, дура, — констатировал он. — Но не этот повод, так другой нашелся бы. Не Архиповы, так Июльские, Кочетковы, Рымины… Мало ли желающих заполучить столь ценный актив…

Девушка кивнула. От нападок гложущего чувства вины ее это, конечно, не спасло. Но стало немного легче.

— И что дальше? — негромко спросила она, присоединившись к отцу в процессе «просмотра» выключенной видеопанели.

Они действительно отражались в темном экране размытыми цветными пятнами. В чем-то картина была даже увлекательной.

— И что дальше? — поинтересовалась Мышкина-Воробейчик.

— Для меня уже все… — пожал плечами отец.

Он не жаловался. Просто констатировал факт.

— Но ведь можно что-то сделать? — негромко поинтересовалась Александра.

Мужчина тяжело вздохнул, и, наконец, обернулся к дочери.

— А зачем? — ответил вопросом на вопрос он глухо. — Какая цель? У нас все равно не хватит сил удержать компанию. Так стоит ли тратить время и ресурсы ради продления агонии? Знаешь, мне впервые за долгое время спокойно. Не хорошо. Но… спокойно.

С этими словами Глава клана склонил голову в сторону стола, на котором лежала очень простая с виду, но довольно дорогая кожаная папка. Девушка тут же потянулась к ней и открыла хитрую застежку. На изучение документов она потратила не более нескольких минут. Ей не нужно было вникать в нюансы. Все становилось понятно с самых первых слов.

— Когда? — поинтересовалась девушка, откладывая в сторону папку с такой брезгливостью, словно та измазана какой-то неприятной субстанцией была.

— В семнадцать часов сегодня, — вздохнул Мышкин-старший.

Журналистка невольно бросила взгляд на изящные наручные часики. До контрольного срока осталось каких-то сто двадцать минут.

— А если не подпишешь?

Юрий Васильевич негромко рассмеялся, бросив взгляд за окно. Отчего-то этот жест Мышкиной-младшей не понравился совершенно.

— Думаешь, мне оставят такую опцию? — хмыкнул он негромко.

Небрежно брошенный на столик рядом с диваном комм издал тревожную трель. Хозяин дома потянулся за гаджетом.

— Что там у вас? — бросил он негромко.

Ответа не получил. Отец с дочерью переглянулись. Вообще-то, бывший медиамагнат планировал отослать ее подальше. Бывший медиамагнат действительно думал, что у него еще есть время.

— Федор! — бросил он в эфир на другом канале.

Однако ответа не получил. Кто-то надежно положил связь.

— Саш, — спокойно предложил мужчина. — Ты… спрячься, ладно? И, как бы все ни пошло, не вздумай высовываться.

— Я… — начала было девушка.

Но договорить не успела. У нее имелся слабый Дар. Едва заметный. Даже без оформившейся Стихии. На взаимодействие с реальностью ее куцего «таланта» не хватала, но вот это чувство… Девушка замерла, поежившись от неприятного «топота» мурашек по телу. Это ощущение бескрайней силы, которую с трудом сдерживала плотина воли действительно высокорангового одаренного, подавляло.

Из коридора раздался звук распахнувшейся двери.

— Ой, да ла-а-а-адно, — разнесся от двери раздраженный голос. — Веди давай!

Первым в комнату зашел заторможенный Федор. Судя по распахнувшимся глазам и остановившимся расширенным зрачкам, он тоже ощутил ЭТО. Следом в своей неподражаемой манере в гостиную вступил Павел Волконский.

— Всем здра-а-а-а-сть, — зло выдохнул он.

Однако ощущение безумной силы, готовой на великое разрушение, шло вовсе не от него, а от скромно шагнувшей следом изящной, явно девичьей фигурой, которую не мог скрыть даже широкий, похоже, сброшенный с плеча клановца, балахон.

Гостья грациозным движением скинула капюшон, продемонстрировав красивое правильное лицо и блеск отсвечивающих Льдом глаз, после чего окинула помещение задумчивым взглядом, каким прораб оценивает фронт работ при сносе дома. От ее Силы становилось плохо физически. Будто от штанги, придавившей грудь на финальном подходе. И уж совсем нехорошо Мышкиной стало от спокойных слов, прозвучавших набатом в повисшей тишине:

— Так вот ты какая… Рина Воробейчик!

— Так, — бодро объявил Волконский, плюхаясь все на тот же диван. — Вы пока знакомьтесь, а я тут немного почитаю. Не возражаете?